Литературная Газета 6334 ( № 30 2011)
Шрифт:
мышей летучих, окна облепив,
пищат в щелях и бьются! и не могут
их фары отогнать! Доро…дорогу!
Держи дорогу!
Ров!
Гора!
Обрыв!
И под ноги бросается разметка,
и то, что не разведала разведка,
бьёт по колёсам!
Россыпью стекло
холодных звёзд…
И жжёная резина.
Тишь и покой, сочащийся бензином.
И свет. Тепло и свет… Свет и тепло.
2.
Ещё, дорогу
всхрапнут,
и день в мои ладони
подбитой птицею падёт!..
Метель и скорость! Снег и лёд!
Ещё по Нечкинскому тракту
я ночь на север погоню!
Слезясь белёсой катарактой,
навстречь двуглазому огню
луна замечется меж ёлок,
и будет путь мой дивно долог,
как санный ход, как млечный волок,
как скрип повозки, крик «Вперё-ёд!..»
Асфальт и лёд, и снег, и ветер,
и резкий крен, и разворот!
Ты – в белой тьме, я – в чёрном свете!
А через миг – наоборот…
Там смерть моя живёт – в педали.
Дрожит и ждёт! Но «фас!» не дали…
Светает утро вдалеке.
Сметает дворник однорукий
сухой снежок. И – звуки, звуки…
А это жизнь болит в руке.
***
Вот и лето, как спичка, сгорело –
за весну отсыревшая, – и
пузырями на лужах шипело,
и без звука и пламени тлело
этой фосфорной шляпки внутри.
Но внезапною вспышкой в финале
осветило: вот ручка в пенале,
вот четыре строки на листке,
вот в бутылке цветок засыхает
да в пустом коробке громыхает…
Там всего ничего – в коробке.
Георгий СТЕПАНЧЕНКО
РЖЕВ
ПРОЩАНИЕ С СОЛНЦЕМ
Кто я такой? Я – проживший семнадцать мгновений
И перетёрший железные цепи мыкит.
Я не вхожу в поколенья. Я выживший гений –
Тот, кто, как мамонт,
с валдайской вершины трубит.
Тошно мне, дико на этом российском монблане.
Всё обтоптал я кругами, всё вызнал – и вот
Вижу я: Солнце закатное в красном тумане
Медленно, с чавканьем падает в гущу болот.
Вижу я гари и топи с родного обрыва.
Вижу я Тьму, что с дыханьем зловонным грядёт.
– Здравствуй, закатное Солнце! –
трублю я с надрывом.
– Здравствуй, закатное Солнце, ползущее вброд!
Сколько живу, столько помню болотную тину,
Дождик
Скоро Ты всё погрузишься в родную трясину –
Самую лучшую из вековечных трясин…
Тьма завладеет пространством, и станут вершины
Новым подножьем для новых – не наших – богов,
Ныне плодящихся в недрах гноящейся тины,
Чтобы застыть на вершинах на веки веков.
Что из того, что я сам Тебя вновь не увижу?
Верю и знаю – другому исходу не быть:
Солнце России – воскреснет, лучами забрызжет…
Будем сражаться! И будем, как прежде, – любить.
***
Офелия выплыла. Вышла на берег. Увы!
Облипла рубашка, и тина украсила косы,
И некому драться в могилах, ломая гробы, –
И кто-то зажжённую в губы суёт папиросу.
– Что, девонька, холодно? Ладно, глотни-ка винца!
Не бойся: портвейн, «Три семёрки». Обычное дело…
И сладкое жгучее пойло стекает с лица,
И спирт согревает озябшее девичье тело.
Где Дания? Где обезумевший яростный принц?
Где почва и кровь, на которых взрастают измены?
Вокруг только несколько круглых участливых лиц,
Вздыхающих горько при виде дрожащей сирены.
Ни замков, ни воинов… Тишь, благодать и уют.
– Какое нам дело до Дании, милая дева?
Берёзы шумят и цветочки невинно цветут…
– Возьми-ка горбушку ржаного пахучего хлеба
С крупинками соли – и жуй на здоровье, мой свет!
Сейчас я тебя армяком, что помягче, укрою.
Ты здесь проживёшь сто счастливейших
солнечных лет…
Не надо про Данию, милая!
Лучше вспомянем-ка Трою…
ОБЩЕСТВО МЁРТВЫХ ПОЭТОВ
Я медленно, вязко куда-то сползаю
По глиной изгвазданному косогору
И, тихо ругаясь, теряю опору…
Я в Общество Мёртвых Поэтов вступаю.
Я падаю навзничь и тут же смолкаю
Под глыбою, сброшенной с неба богами:
Они потрудились своими руками…
Я в Общество Мёртвых Поэтов вступаю.
Я всем, кому должен, навеки прощаю!
Пусть вечно текут полноводные реки!
…Пусть Вию поднимут железные веки:
Я в Общество Мёртвых Поэтов вступаю.
***
Как опасно читать чужие стихи!
То в одном, то в другом кармане
Обнаруживаешь веточку ольхи
И десяток слов в целлофане.
Где я эту веточку обломил?
Хоть убейте, а я не знаю!
Может быть, там, где пиво вчера разлил,