Литературная Газета 6334 ( № 30 2011)
Шрифт:
От жутчайшей грозы убегая?
У кого я эту строчку стянул –
Неосознанно, мимоходом?
Может быть, у Того, Кто перун метнул,
Когда пиво я нёс народу?
Значит, бегать за пивом – моя стезя!
Но не больше, чем по две банки:
Больше – если гроза – принести нельзя…
Пейте пиво! Не бейте склянки!
***
Пейзаж семнадцатого века
За занавешенным окном:
Деревья, снег… Два человека
Бегут по
Один – в джинсе, другой – в тельняшке
И в тренировочных штанах…
Трещит башка, грудь нараспашку,
Взметают стопы лёгкий прах.
– Куда спешите вы, братишки?
– Куда, куда! В ларёк, чувак!
Бросай, пока не поздно, книжки,
Чтоб не пропасть за просто так!
Сказал Петрович: «Закрываюсь!»
Нам третий нужен позарез…
И я – бросаю. Разуваюсь.
И им бегу наперерез.
***
Поле, дорога. И заново – поле, дорога.
Редкий орешник сквозит, да берёзы шумят.
Посох, котомка… Мы все на примете у Бога.
Посох, котомка… Нам всем воздаётся стократ –
Этим вот полем и этою самой дорогой…
Роща озябшая. Галки уныло галдят.
Ты не поверишь: мы все на примете у Бога!
Время настанет – и ты будешь этому рад.
Олег БАЛЕЗИН
ЕКАТЕРИНБУРГ
ТОПОГРАФИЯ ЛЕДЯНОЙ ГОРЫ
Слева от кладбища, вниз по тропе,
берегом правым по каменной осыпи,
вверх по течению – вот она, Господи,
дверь, за которой уже не в мольбе –
в ранней смиренности, пробною поступью
по лабиринту проходим к Тебе.
Если скалу начиняет пещера,
значит, гора получает права
думать, как дерево, речка, трава,
как головы поднебесная сфера.
В этих извилинах наши слова
материальны, как мысль и химера.
В самом начале холодом входа,
мимо прошедших дыханий резьбы –
знаки и очерки спетой судьбы,
как бриллианты1, застынут под сводом,
и сталагмитов пометят столбы
грань девятин, неизбежность провода.
Дант2 ли заглядывал дальше в проём:
хаоса мощь и, как атомы, глыбы –
горстка яиц, нерестилище рыбы –
то ли Начала решительный слом,
то ли в аду, наподобие дыбы,
колется – весь из углов – окоём.
Сылвенских вод загипсованный лик –
Мёртвых озёр неземная прозрачность3,
только рачок крангоникс как удачу
воспринимает,
в тину на дне. Под покровом стоячим
сослепу жизнь шевелится, как всхлип.
Так проведите скорее к Нему!
Брезжит в тоннеле свет неотсюда.
Выход из брюха горы – это чудо.
Жмуришься, красок хватив кутерьму,
и через жар отступает остуда,
внутрь проникает тепло, как в тюрьму.
Дуриком прёшь до вершины горы,
и обомлев в ковыле и осоке,
видишь плато, и насмешка сороки
плохо понятна тебе до поры.
Нету горы – просто берег высокий,
по горизонту – лесные боры.
Если обманка на что-то дана,
сядь на траву, посмотри между прочим:
небо крышует, как чистые Очи.
И на реке не моторка слышна –
детской трещоткой гремит перевозчик.
____________
1 отсыл к гроту «Бриллиантовый» кунгурской Ледяной пещеры – авт.
2 имеется в виду грот «Данте» – авт.
3 воды реки Сылвы соединены под землёй с пещерными озёрами – авт.
***
Крутизна огорода
удобна была
для взлетающих птиц,
для расписанных бабочек,
реявших гордо, как птицы,
для подсолнухов,
с помощью солнечных спиц
поворот совершавших,
чтобы небом упиться.
Из-за Сылвы посмотришь –
горит светлячок георгина
на высокой горе.
Я спускаюсь с неё, но ещё
до конца не дошёл.
Зеленеет прибрежная тина,
неизбежная,
словно оградка с зелёным хвощом.
У ковчегов бесчисленных –
пристанями свои арараты.
Дед, как Ной, просыпался по гимну, к шести,
кашлял, мял «Беломор»,
и слетались от птиц делегаты,
кошка шла потереться о ногу,
пёс ворчал на цепи.
В белой майке, в трусах
дед садился у кульмана,
в дыме
папиросном, пронизанном солнцем,
включал глазомер
и чертил не дома и мосты,
а прокладывал в вязкой рутине
курс ковчега,
чтоб день переплыть, например.
Я к нему иногда прибегал слушать музыку речи.
«Что, не спится, варнак?
Ну, давай, поточи карандаш».
Мне бы порисовать,
а не бритвочкой грифель увечить.
Я награду просил за старанье:
«Деда, тут провести мне немножечко дашь?»
Пролетели шаги дуновеньем крыла, ветерка.
Бабу Галю приветствует ласковым скрипом
в сенях половица,
а она, будто ласточка, скрепит любовью, легка,