Литературное произведение: Теория художественной целостности
Шрифт:
Эти его слова я принял очень серьезно: «Значит – вот как? – думаю себе. – А ежели я не желаю играть с вами и проигрывать мою жизнь неизвестно для чего?»"
Комментирующие реплики рассказчика, внедряющиеся в чужую речь, касаются только самого рассказчика, а слово генерала о жизни передается без всякого вмешательства, законченным афористическим построением. Той же самостоятельностью отличается, по существу, и идущий следом вопрос Калинина, открытый диалог между этими противоположными утверждениями не возникает, они опять-таки на равных правах сталкиваются друг с другом.
Особенно отчетливо эта структурная особенность обнаруживается при включении в повествование еще одного
Братие, – когда захочет человек – дано ему одолеть всяческий хаос! – торжественно говорит Виталий".
Здесь становится особенно очевидным, что каждый новый взгляд па жизнь подается сиюминутно, он не отнесен к прошлому, что было бы естественно в рассказе-воспоминании Калинина. Но в активном движении по жизни проходящего все самостоятельные точки зрения на мир сталкиваются между собой в настоящем моменте художественного времени. Эта сиюминутность воссоздается не только переходом глагольных форм к «изобразительному настоящему времени», но и строением сложной фразы, в которой подчинительная связь заменяется присоединительным сопоставлением самостоятельных колонов, только что укладывающихся у нас на глазах в новую мысль.
Сталкивающиеся точки зрения на мир не завершаются в каком-то синтетическом решении, и художественным итогом рассказа звучит утверждение активной и преобразующей любви к жизни. Движение навстречу жизненной путанице, направленное к максимальному обострению противоречий для их преодоления, – такова позиция проходящего, воплощенная в художественной структуре рассказа «Калинин». Он, по словам Горького, «не просто прохожий … прохожий не оставляет по себе следов, тогда как проходящий – до некоторой степени лицо деятельное и не только почерпающее впечатления бытия, но и сознательно творящее нечто определенное».
Если обобщить отмечавшиеся по ходу анализа отдельные особенности, то основные характеристики ритма горьковских рассказов можно сформулировать следующим образом:
1. Первичные ритмические единицы горьковской прозы – колоны – стремятся к отчетливой самостоятельности и непрерывному столкновению с себе подобными, тоже относительно самостоятельными колонами в пределах фразы. В эти столкновения активно вовлекаются и слоговой объем колонов, и их акцентное строение. В ритмическом движении могут быть отмечены отдельные лейтмотивы, также непрерывно сталкивающиеся друг с другом. Особенно специфично для прозы Горького обилие акцентных стыков, когда тот же принцип столкновения проникает вовнутрь колонов и распространяется на отдельные слова и взаимоотношения между ними.
2. Очень устойчивой и также специфичной особенностью ритма горьков-ских рассказов является абсолютное преимущество мужских межфразовых зачинов и особенно окончаний. Чтобы осознать закономерную связь этого явления с другими характеристиками, необходимо учесть особую природу мужского ударения. Б. В. Томашевский, отмечая «различный характер мужского и женского ударений», писал: «Если сила ударения зависит главным образом от числа предшествующих ему неударяемых слогов, то характер его – от последующих. Мужское ударение произносится быстрее, резче. Зато оно легче стушевывается, ритмически аннулируется … Мужское ударение имеет силу только на конце фразы … Женское ударение
3. Доминирующим принципом ритмико-синтаксического объединения колонов и фразовых компонентов во фразе и фраз в абзаце является присоединение, которое, опять-таки не ущемляя самостоятельности отдельных звеньев, вместе с тем строит из них новое высказывание. С подчеркнутой самостоятельностью отдельных частей фразы связано ее тяготение к дву-членности, к выделению отдельных компонентов тесно сращенных синтаксических единств. Это находит отражение в своеобразной пунктуации Горького – частом употреблении авторского тире. Как заметил по поводу подобных синтаксических конструкций А. Пешковский, «эта двучленность не без-значна: она свидетельствует о раздельном внимании нашем к той или другой части предложения» 6 .
Однако не менее, чем обособление отдельных присоединяемых компонентов, важен специфический характер их объединения, когда новое синтаксическое целое как бы становится на наших глазах. Такую особенность присоединения подчеркивал Л. В. Щерба. Он говорил, что если при сочинении "оба члена присутствуют в сознании хотя бы в смутном виде уже при самом начале высказывания, то в настоящем случае (при присоединении. – М. Г.) второй элемент проявляется в сознании лишь после первого или во время его рассказывания" 7 . Благодаря этому становится непосредственно ощутимым процесс становления фразы и отраженные в ней мыслительные усилия, направленные на постижение жизненной путаницы. Таким образом, в доминирующей у Горького структуре ритмико-синтаксического объединения колонов и фраз опредмечиваются обособленность каждой отдельной части высказывания, становление на их основе нового сложного целого и, наконец, творческая активность говорящего субъекта, мысль которого стремится охватить в соответственной форме жизненную противоречивость.
Действительную значимость отмеченных особенностей подтверждает, кроме всего прочего, характер тех многочисленных изменений, которые были внесены Горьким в ранние произведения при их подготовке для собрания сочинений в 1924 году. Авторская правка проводилась в тот период, когда уже вполне отчетливо выяснились горьковские принципы художественного освоения действительности и связанные с ними структурные качества прозы. Как же они отразились при редакции тех произведений, которые были написаны раньше и во многом в иной художественной манере?
Еще в давней работе П. Н . Беркова отмечалось, что "приемы правки здесь … идут преимущественно по линии устранения «служебных» частей речи, то есть союзов, местоимений, и т. д., и замены их так называемыми «знаменательными». Особенно распространено "последовательное устранение соединительной частицы "и" и других союзов". По существу, то же повышение структурной самостоятельности отдельных звеньев фразы достигается и в не менее частых случаях «замены определений, выраженных причастиями, – самостоятельными предложениями» 8 . Вот несколько характерных примеров, приведенных Берковым: