Литва в 1940-1991 годах. История оккупации

Анушаускас Арвидас

LCP[B] ЦК и МГБ Литовской ССР (ЛССР) начали предпринимать действия против бывших еврейских активистов. С 15 августа 1945 года по 15 августа 1946 года за сионистскую деятельность было арестовано 111 человек, а с 1946 по 1948 год — 188 человек. Их обвинили в подпольной деятельности, связях с Западом, попытках нелегального побега из СССР и организации таких побегов. Например, в январе 1946 года МГБ ЛССР задержало 96 евреев на советско-польской границе. В феврале 1951 года заместитель министра Андрей Леонов из МГБ ЛССР проинформировало Москву о подпольной организации, занимающейся незаконным «переселением» евреев через Польшу в Палестину и Америку.

Преследование евреев в Литве усилилось в период 1949-1950 годов. МГБ в основном преследовало евреев, которые во времена независимой Литвы принимали участие в легальной на тот момент деятельности общественных организаций, учились или выезжали за границу, имели там родственников или друзей, развивали свой бизнес, были бывшими солдатами, сражавшимися за независимость Литвы, и т.д. В июне 1950 года был арестован Леонас Йофе, начальник отдела планирования фабрики «Лайма», потому что в период с 1921 по 1940 год он писал антисоветские статьи, принадлежал к Союзу еврейских солдат и т.д. МГБ ЛССР арестовало и заключило

в тюрьму поэтов Хиршу Ошеровичюса и Иехошуа Лакмана, директора Вильнюсского завода железобетонных изделий Самуэля Любецки и даже бывшего советского партизана и главу Союза еврейских солдат независимой Литвы Переса Падисона. В 1951 году, некоторые евреи были уволены из ЛССР Радио информации Комитета, различных медицинских учреждений, в Каунасе, и в 1952 году от различных организаций в Паневежисе и других местах.

Даже Антанас Снечкус, который регулярно общался с евреями, начал искать «зионистов-масонов» или «еврейских националистов». В 1952 и 1953 годах на заседаниях ЦК LCPIB] он обвинил евреев и литовских националистов в хищении государственной собственности и финансировании антисоветских групп и сказал: «Сионисты всегда были самыми злостными врагами народа, агентами империализма и американскими шпионами».

В послевоенной Литве евреям запрещалось иметь собственные школы или прессу, они подвергались преследованиям из-за своей религии, улицы, названные в честь евреев, были переименованы, а кладбища разрушены. В 1949 году Еврейский музей был закрыт. 26 января 1949 года в своем письме Снечкусу министр МГБ ЛССР Дмитрий Ефимов утверждал, что памятник, построенный в 1948 году в Панериае на месте массового убийства евреев, выполнен в чисто религиозном стиле и «не отражает ничего советского». В 1952 году памятник был снесен, и жертвы Холокоста официально упоминались во всех случаях как погибшие советские граждане. В ответ на антисемитскую политику AUCPJB], МГБ ЛССР стремилось придать этой проблеме в Литве политическую значимость. МГБ ЛССР направило много информации о недовольстве «советского народа» «злонамеренной еврейской деятельностью» Снечкусу и Василию Аронову, второму секретарю ЦК LCPJB]. В основном это были выдержки из писем, изъятых органами государственной безопасности, и антисемитских разговоров людей, записанных агентами.

В начале 1953 года в Москве начался судебный процесс против «злонамеренных действий врачей» (врачи были в основном евреями), который вскоре распространился на Литву. Чтобы придать этому делу дополнительную огласку, руководство МГБ ЛССР вновь направило Снечкусу и Аронову выдержки из секретно просмотренных писем. Выбранные выдержки из писем должны были показать, что литовский народ ненавидит евреев и поддерживает антиеврейскую кампанию Кремля.

27 февраля 1953 года Снечкус получил специальную справку о продуктах питания и лекарствах, которые предположительно были отравлены евреями. В результате врач Леонас Коганас был арестован (в 1940 году он был министром здравоохранения). Его обвинили в поддержании контактов с известными профессорами медицины Плетневым и Шерешевским, арестованными в Москве за «пагубное обращение» с партийными и советскими работниками. В феврале 1953 года Викторас Мицеломашерис, заместитель министра Министерства здравоохранения, был уволен из-за своих связей с Западом и антисоветских выступлений. Аналогичные обвинения были выдвинуты против других врачей-евреев, таких как Абраомас Аршас, Георгиюс Ивантерас и Казимирас Люксембургас; против литовцев, таких как Пранас Лазутка, заместитель министра здравоохранения Литовской ССР, Витаутас Гирдзияускас, бывший народный комиссар ЛССР (1940-1945) и другие. Константинас Лопата, врач караимской национальности, подозревался в детоубийстве, «потому что с 1949 по 1952 год уровень детской смертности был очень высоким». Тайное МГБ подозревало, что в 1947 году врачи способствовали ранней смерти писателя Петраса Цвирки (сотрудники службы безопасности связали смерть Цвиркаса с ранней смертью Андрея Жданова в 1948 году); врачей также обвиняли в высокой детской смертности в Каунасской республиканской больнице.

Памятник в Панериае в память о жертвах массового убийства евреев. 1949 г.

Дело врачей имело серьезные моральные и психологические последствия для литовских евреев. Однако антисемитизм в советской Литве был не таким сильным, как в Москве и Ленинграде. После смерти Сталина евреи больше не подвергались преследованиям, хотя позже, из-за увеличения еврейской эмиграции, евреи были лишены возможности карьерного роста и занятия определенных должностей, их культурная деятельность была ограничена и т.д.

Положение религиозных общин

Во время войны с Германией приоритеты политики советского режима в отношении религиозных организаций изменились. Когда стало ясно, что, несмотря на радикальные ограничения религиозной деятельности, религиозные организации сохранили свой огромный социальный статус, планы открытого преследования религии и ликвидации религии за короткий период времени были оставлены. Основное внимание было сосредоточено на обеспечении контроля за деятельностью религиозных учреждений, недопущении выхода за границы богослужебных практик, и их поддержке внутренней и внешней политики, проводимой правительством. С этой целью в 1943-1944 годах при Совете народных комиссаров СССР были созданы новые институты контроля за религиозной жизнью: Совет по делам Русской православной церкви (CAROC) и Совет по делам религиозных культов (CARC). После того, как советская армия повторно оккупировала Литву, в Литве были назначены представители CAROC и CARC, которые должны были координировать на месте политику советского правительства в отношении религиозных организаций. Появление этих учреждений показало не только прагматическую цель режима, контролирующего религиозные учреждения, использовать их как средство укрепления режима, но и продемонстрировало исключительное положение Православной Церкви среди других религиозных конфессий.

Предполагалось использовать абсолютно лояльную режиму Русскую Православную Церковь, как один из рычагов для укрепления советского режима на вновь оккупированных территориях и государствах-сателлитах Центральной

и Восточной Европы, поскольку католическая церковь, к которой советское правительство испытывало особую враждебность по ряду причин, имела наибольшее влияние в регионе. Прежде всего, духовный и административный центр Католической церкви находился за пределами сферы влияния Кремля, и поэтому было гораздо сложнее заставить его полностью подчиниться контролю правительства. Во-вторых, католическая вера была известна своим гораздо большим обращением в свою веру (горячей преданностью католицизму), чем другие религии. В-третьих, католическая церковь открыто выступала против коммунистической идеологии и ее практики. В тех странах, которые пострадали от агрессии советских режимов в 1939-1941 годах, в годы немецкой оккупации иерархи и рядовые священники Церкви в публичных заявлениях неоднократно призывали сделать все, чтобы советский режим не вернулся. Ватикан, особенно ближе к концу войны, неоднократно выражал свою озабоченность по поводу угрозы коммунизма христианской цивилизации. Надеясь, что при содействии правительства Русская Православная Церковь сможет успешно конкурировать с католицизмом, в 1944 году на вновь оккупированной территории для его деятельности были созданы гораздо более благоприятные условия, чем для других конфессий. В 1949 году в Литве были закрыты все католические монастыри, но в Вильнюсе продолжали функционировать монастырь Русской православной церкви. Хотя православных верующих было в несколько раз меньше, чем католиков, с 1949 года в Вильнюсе действовало одинаковое количество католических и православных церквей.

Литовская католическая церковь имела достаточно сильную институциональную структуру и огромное влияние в обществе: в начале 1945 года насчитывалось 711 действующих церквей и 1232 священника. В 1944-1947 годах режим не слишком старался навязать модель советского религиозного культа, надеясь использовать свой авторитет для подавления сопротивления общества. С лета 1945 года власти оказывали давление на епископов и священников, заставляя их делать публичные заявления против вооруженного подполья и призывать людей подчиняться новому порядку. Однако ординарии (главы епархий), руководствуясь принципом невмешательства Церкви в политику, однозначно отказались поддержать одну из воюющих сторон. Более того, некоторые из них активно протестовали против ограничений свободы вероисповедания и попыток правительства вмешаться во внутреннюю жизнь Церкви. По этим причинам в 1946-1947 годах большинство епископов были безжалостно репрессированы: епископ Тельшяй Винцентас Борисявичюс был приговорен к расстрелу, его помощник епископ Пранчишкус Раманаускас был приговорен к десяти годам заключения в трудовых лагерях; епископ Кайшядориса Теофилиус Матулионис и вильнюсский архиепископ Мечисловас Рейнис получили семь лет заключения в специальной Владимирской тюрьме. После этой волны репрессий против иерархов Церкви среди руководителей епархий доминирующим стало стремление приспособиться к условиям, установленным режимом. Они согласились публично выступить против вооруженного подполья, избегали открыто выступать против ограничений религиозной жизни, введенных советским правительством, надеясь таким образом защитить Церковь от больших бедствий. Необходимость соблюдения такого положения в отношении правительства особенно активно отстаивал каноник Юозапас Станкявичюс который был избран администратором Каунасской архиепархии после смерти прелата Станиславаса Йокубаускиса в феврале 1947 года. Епископ Паневежиса Казимерас Палтарокас, единственный епископ, который не подвергся репрессиям, и каноник Юстинас Юодайтис, который управлял Тельшяйской епархией с начала 1947 года, по сути, поддерживали эту линию поведения.

Реагируя на доктрину сдерживания коммунизма, объявленную 12 марта 1947 года президентом США Гарри Трумэном, и План Маршалла по оказанию экономической помощи Европе, руководство Советского Союза ускорило процесс консолидации автократии в Центральной и Восточной Европе. В то же время было решено решительно завершить советизацию территорий, оккупированных в 1939-1940 годах. Именно весной 1948 года в Литве были предприняты радикальные действия по советизации: началась принудительная коллективизация, первые: произошли послевоенные массовые депортации. С этими событиями явно связано также изменение антицерковной политики советского правительства. 9 июля 1948 года LCPIB] бюро ЦК принял специальное решение «задачи партийной организации разоблачением враждебной деятельности реакционных католических священников», по которой деятельность Церкви были определены оппозиции к режиму. Соответствующие государственные учреждения были обязаны как можно быстрее создать реестр религиозных общин и священников; прекратить организованную катехизацию детей, антисоветскую деятельность священников, усилить идеологическую обработку. Назначение нового представителя CARC стало признаком стремительного изменения антирелигиозной политики: в 1948 году сотрудника секретной службы и сторонника идеи использования Церкви для подавления вооруженного антисоветского сопротивления Альфонсаса Гайлевичюса сменил идеолог радикальных взглядов и старый коммунист Бронюс Пушинис.

Сразу после принятия решения от 9 июля 1948 года советские власти решительными действиями сломили сопротивление курий и духовенства епархий при регистрации. Согласно планам советского правительства, староста прихода должен был стать исполнительным органом из двадцати выборных членов, которых должны были утвердить исполнительные комитеты районов. Стремясь создать условия для разрушения Церкви изнутри, 14 марта 1947 года МГБ ЛССР разослало районным управлениям директиву, в которой указывалось внедрить агентов в приходские комитеты. Все священнослужители могли работать только после получения свидетельства о регистрации в конкретном приходе от представителя CARC. Таким образом, советское правительство могло эффективно контролировать плотность приходской сети и распределение священников. После того, как 19 июня 1948 года Президиум Верховного Совета ЛССР принял свое постановление «О национализации молитвенных домов, монастырей и жилых домов религиозных общин», больше не было формальных препятствий для закрытия церквей, поскольку служащее им духовенство избегало регистрации приходов. Администраторы епархий, видя твердую позицию правительства, решили не обострять конфликт и призвали священников не бойкотировать регистрацию. Они были заранее подготовлены к наихудшему варианту: пасторам были даны указания отобрать надежных людей в приходские комитеты, заставить их поклясться, что они будут защищать интересы Церкви. Таким образом, приходские комитеты не стали эффективным инструментом контроля за внутренней жизнью прихода.