Лоцман кембрийского моря
Шрифт:
— Я дружка знаю, верь. Все усмотрит разом: лодка не течет; провиант и прочая на месте! Весной плавко ехать, поплыли!.. По теплой воде. — Он пояснил: — Ваша, конечно, вода холодная, а у нас так говорят: по теплой воде… Потому что наша река теплая.
Григорий Иванович поверил. Он уселся на второй ящик, оставленный Меншиком на берегу, и сказал коротко:
— Будете ночевать. Доклад сделает.
Оба смотрели, по привычке, в широкую, стекающую к ним даль голубой ленской дороги, потом спохватились и запрокинули глаза в зенит, не мигая, и проследили
Мальчишки закричали вперебой:
— Летит!
Взрослые тоже закричали. Самолет шел против ветра и садился по течению, без захода. Мотор умолк.
— Ура! — крикнул Савватей Иванович, горы охнули, и мальчишки восторженно закричали «ура».
Из кабины метнули конец, на берегу подкатили двадцать рук и живо подтянули крылатую машину на плавучих лапах.
Савватей мгновенно очутился возле кабины. В дверь высунулась кудрявая льняная голова с обтянутыми, обветренными щеками, длинным носом выше средней упитанности и такими быстрыми серыми с зеленью глазами, что они приковали все внимание и мешали рассмотреть лицо Зырянова — оно не запоминалось. Савва схватил друга и бережно опустил на ящик. Василий сошел с ящика.
— Лидия Максимовна! — бешено заорал Савва, завидя ее.
Лидия выглянула — толстая, жизнерадостная, розовая от волнения и улыбки.
— Не кричите, самолет сорвется!
Он хотел схватить ее так же, как Василия, но она коснулась его руки и спрыгнула на ящик. Савва в изумлении отступил. Так вон кто жена Зырянова!
Лидия радостно протянула ему руку:
— Как живете-процветаете, Савватей Иванович?
— Как майская розочка! — прорычал.
— Саввушка! Я получила ваше чудное письмо! Какое красивое письмо вы написали!
— Возьмите багаж, — сказал помощник пилота.
Лидия торопливо повернулась к багажнику. Василий принял два рюкзака. Из недр самолета послышалось глухо:
— Василь Игнатыч, это он!..
Помощник захлопнул дверцу багажника.
— Постойте! А Сеня? — воскликнула Лидия.
Милиционер протолкался к лодке и стал вплотную.
— Вы просили высадить в Черендее вас двоих? Действуем согласно приказу начальника порта, — громко сказал помощник пилота и зычно крикнул: — Подальше от самолета! — Потом тихо Лидии: — Вы что же, хотите, чтобы вашего Сеню арестовали? Не видите — милиционер наготове.
Мотор взревел и потянул. Толпа с раскрытыми ртами смотрела вслед сказочной лодке. Самолет первый раз садился и взлетал у Черендея. Дети проводили очарованными глазами дивную птицу.
Лидия опустилась на ящик.
Василий вышел на берег. К нему подошли двое с приветствием.
Он не знал, что это председатель сельсовета и секретарь партийного комитета. Третьим подошел Григорий Иванович.
— Это мне такая почетная встреча? — шутливо спросил Василий.
— Вам, товарищ Зырянов, почет и привет от граждан
Василий сорвал шапку и поклонился собранию граждан:
— Спасибо, товарищи! Я не ожидал… Я еще не заслужил у вас… Но я надеюсь на вашу поддержку. Я уверен, что нефть будет. Не могу поручиться точно, в каком месте мы ее найдем и как скоро, но она будет — при вашей поддержке!
Григорий Иванович отступил на шаг от гостя и воскликнул громким голосом:
— Дорогой товарищ Зырянов! Мы уже давно полюбили вас и ваше стремление дать свет в нашу тайгу.
Он обернулся к черендейцам. Сограждане одобрительным шепотом поощряли его. Они охотно слушали Кулакова.
— Мы очень любим свет… Но мы любим солнце больше зимой, когда его слишком мало, нежели летом, когда его слишком много. Мы говорим: скупое небо — с солнцем, как скупая хозяйка — со смехом… И пусть ваша надежда светит, как дальняя звездочка, — мы народ терпеливый!.. Вы, Василий Игнатьевич, спешите туда, куда хочет весь народ. Поэтому я скажу от имени эвенкийской кооперации: мы хотим разделить сегодня ваши труды, чтобы вы потом разделили наши песни.
— Очень хорошо сказал!
— Молодец!
Григорий Иванович, и сам довольный своей речью, вернулся на свое место рядом с гостем.
— Общественные силы Черендея — все, а не только эвенкийская кооперация — готовы помочь вашему делу, товарищ Зырянов, — сказал секретарь партийной организации.
Василий Зырянов смотрел на обступившую его толпу детей, мужчин и женщин. Дети придвинулись ближе всех. Все происходило слишком неожиданно.
— Дорогой товарищ Зырянов, — говорил молодой учитель школы, — комсомол Черендея предлагает все свои силы, если понадобится в трудный момент…
Учителя и секретаря союза молодежи слушали с деловым вниманием комсомольцы, их отцы и матери, хозяйственные руководители поселка. Они взвешивали его слова, чтобы обещания не причинили ущерба Черендею. Они верили, что слова говорятся для того, чтобы исполнить их.
Все это надвинулось на Василия и охватило внезапно и тревожно, как в детстве материнская ласка — случайная, беспричинная и не имевшая продолжения. Но сердце его билось, и он испытывал такое же, как в детстве, недоумение и счастье: предчувствие победы, для которой он хотел отдать всего себя, потому что этого ждала от него мать, а теперь другие люди ждали, народ — с материнской силой.
— Василий Игнатьевич! Если вам будет полезна разведка в окрестностях Черендея, школа с удовольствием посвятит свои экскурсии собиранию минералов. Мы просим вас дать инструкцию ученикам, — сказал заведующий школой.
— Мы найдем нефть! — закричали ребята.
И родители одобрили речь заведующего школой, и желали еще послушать хорошие слова, и ждали их от Зырянова тоже. Черендейцы присматривались к нему впервые.
— Василий Игнатьевич, — сказал длинноусый, свиреполикий директор Черендейского затона, — когда понадобится катерок — пожалуйте.