Лоцман кембрийского моря
Шрифт:
Он кинулся к двери и без оглядки закрыл ее за собой. Бежал! Словно страшась: опять окликнет — и отнимет.
И отняла бы — негодующая!
Дверь открылась, всунулась голова Зырянова. Сказала ликующим голосом:
— У мамы я сам попрошу разрешения! — Исчезла.
И больше он не приходил. И не позвонил по телефону.
— Ты что-то странно посматриваешь на меня, — сказала мать.
— Может быть, показалось?
— Лучше бы ты сказала, чего тебе хочется от мамы, девочка.
И Лидия не выдержала, сдалась. Рассмеялась.
— Мне
— Пожилой? Нет, не был. Может, не застал никого. А он придет просить твоей руки?
— Мама! У тебя одно на уме — чтобы я не засиделась в старых девах.
— Двадцать четыре года — без одной недели старая дева. Какое же повеление от ученой дочери? Чтобы претенденту отказала мать, что ли?
— Кажется, я до сих пор не затрудняла тебя этим, — обидчиво сказала Лидия.
— Неужто никто не сватался?
— Конечно, сватались! Отказывать я сама умею… Ах, что я сказала! — засмеялась, быстро покраснела.
— Это серьезно, Лидочка? Ты хочешь, чтобы я разрешила ему объясниться с тобой? Но зачем тебе пожилой муж?
— Мама, неужели ты думаешь, что современные молодые люди идут к родителям за разрешением?..
— Но ты сказала, что он пожилой? Конечно, если он пожилой…
— Он придет… Впрочем, он может и не прийти… Он намерен просить твоего разрешения, чтобы ты разрешила мне… Вот видишь, ты меня смутила, я совсем запуталась!
— И что же я должна разрешить?
Но Зырянов не приходил к маме за разрешением.
«Невоспитанный, некультурный, нисколько не обтесался! — сердилась Лидия. — Но если я не всегда и не во всем согласный пласт — он больше не интересуется мною». Не могла же она угадать, что он проводил ночи в Землеустроительном отделе Моссовета за вычерчиванием планшетов… Вместе с дневным заработком это давало ему около пятидесяти рублей в сутки. Он не запускал занятия в институте и ухудшил питание, чтобы ускорить накопление денег для дороги.
Вечером в Землеустроительном отделе он отдыхал несколько минут, прежде чем мог приступить к работе.
Именно в эти минуты отдыха ему пришло в голову подсчитать, сколько он заработает всего, если продолжать до первого мая. И все стало ясно. Денег не хватит платить Лидии Цветаевой жалованье по ставке, а если недоплатить, она догадается, что Зырянов платит из своего кармана, а не из государственной кассы.
Ему уже не хотелось приниматься за планшет. Ни к чему.
Он взглянул на часы. Через полчаса в Нефтяном институте начнется доклад Порожина об экспедиции в ленско-вилюйскую впадину. Интересно! Но какое дело Моссовету до кембрийской нефти? Студент взялся за работу в Землеустроительном отделе и обязан ее выполнить.
Вздохнув,
Он тщательно вычерчивал планшеты и вполне мог представить себе доклад Порожина.
Порожин говорил с солидностью и осторожностью очень строгого ученого: «Если даже допустить, что нефть была когда-то в некоторых слоях по правым притокам Лены, то эти породы метаморфизировались, как это должно быть ясно каждому студенту, начиная со второго курса…»
«Ясно!» — закричали второкурсники и шепотом спрашивали у соседей: «Почему они метаморфизировались?..» — «А черт их знает почему», — отвечал сосед.
Василий тщательно вычерчивал бессмысленные планшеты. То есть они не вели к кембрийской нефти. Для Моссовета в них был, конечно, смысл, но другой.
Когда рассвело, Василий пошел в общежитие института поспать часа три. На тумбе возле кровати он увидел извещение о посылке. Адрес отправителя:
«От Алексея Никифоровича Петрова. Из Алексеевки. ЯАССР».
Сон сняло. Но он заставил себя лечь и проспал четыре часа как заведенный, без снов. В восемь он был в почтовом отделении.
Василий содрал обшивку. Дощечки сделаны были без пилы — выструганы ножом из чурок.
В ящике не было ни одного железного гвоздика, и крышка прибита деревянными шпильками. Василий с трудом вогнал лезвие ножа под крышку и нетерпеливо рванул. Наверху лежал крохотный кусочек бумаги, которой так дорожили на Полной, а под бумажкой — куски доломитов с темно-коричневыми, черными вкраплениями битума величиной со сливу и вишню в щелях и отверстиях известняка.
Таких превосходных образцов у него еще не бывало. Ну что за молодчина Женя!
Василий любовался образцами и перечитывал письмо:
«Уважаемый Василий Игнатьич! Вашу жидкость использовали и склянку, жалко, разбили. Нашли на урочище Повешенного Зайца. Надеемся, они вам подойдут и вы приедете к нам опять».
Он едва дождался прихода Ивана Андреевича в институт. Аграфена Васильевна уставилась на ящик, затем демонстративно отвернулась, и Зырянов прошел без помех и без зазрения совести.
— Она была права, — сказал Иван Андреевич, — опять самовольно и на этот раз со всеми ископаемыми.
— Иван Андреевич, вы велели прийти через две недели!
— Не помню. Не хочу помнить. Покажи, что принес.
Он осмотрел образцы и покидал обратно в ящик.
— Это заявка от местного человека, на это надо обратить внимание! — воскликнул Василий.
— Ах, извините, я не знал, — сказал Иван Андреевич.
Василий покраснел.
— Сколько ты заработал?
— Пять тысяч, — тихо сказал Василий.