Лоцман кембрийского моря
Шрифт:
— Через этот ход сатана может выйти на дневную поверхность, — сказал Василий.
— Какой дивный фольклор!
— Ах нет, Лидия Максимовна, вы недооцениваете. Вы думаете, сатана выйдет на дневную поверхность для того, чтобы побывать на футбольном матче? Вам, конечно, неверующей, геенна огненная — все равно что рыбке дождик. Русскому жильцу, однако, приходится остерегаться.
— Русскому жильцу? — испуганно переспросила Лидия.
— О господи! — сказали за дверью и завздыхали.
— Ну, хватит контрреволюционной пропаганды, — сказал Василий.
— Помощник предложил мне:
— Сеня, вы же не договорили о геенне?!
— Он говорит: «Все-таки еще пятьсот километров». — «Я, говорю, и тысячу не возьму». — «Значит, от двух тысяч ты не откажешься?..» Вот как искушают, Лидия Максимовна! Две тысячи километров! Вижу, они меня ценят. Я стал запрашивать: «В багажнике?» Помощник переглянулся с пилотом: «В кабине». А пилот сказал с насмешкой: «Увидишь все побережье, до Индигирки. Знаешь, где это?» Он был уверен, что я не знаю. Но я даже всхлипнул, честное слово. «Кто же не знает про знаменитое и преславное Русское жило!» — говорю. «Какое еще там знаменитое и преславное? Что он сказки рассказывает?» — сказал пилот. Но помощник у него грамотный: «Это — старинное название Русского Устья». Тогда пилот ко мне с подозрением: «Откуда ты знаешь? Ты тамошний?» И тут мне открылся их коварный план.
— Какой? — прошептала Лидия.
— Им надо доказать, что никаких зайцев. Концы в воду: выкинуть меня в самое большое в мире болото.
— Как это тебе открылось? — насмешливо спросил Василий.
— Какой ужас! Василий!..
— Самое большое в мире болото не на Индигирке, а на Оби, — хладнокровно сказал Василий. — Так и называется: Море-болото.
— Вы не должны возвращаться на самолет! Вы доедете отсюда пароходом до Черендея и догоните нас на Полной! Слышите, Сеня!
— Он же дал слово вернуться, — сказал Василий с насмешкой. — У беспризорников есть свои правила честной игры. Любишь кататься…
— Слышу, Лидия Максимовна. А вы чувствуете случай?.. Можно мигом попасть в Русское жило. Василий Игнатьевич, вы помните, что рассказал тот человек на Байкале?.. Такой случай пропустить?.. Последний человек буду!.. Ну, словом, произошла и совершилась роковая схватка между сибирской нефтью и Берестяной Сказкой в моей душе… Откровенно говоря, я понял цель моей жизни.
Лидия смеялась в подушку.
— Пилот спросил: «Что тебя тянет в болото? Мечтаешь мох драть и золото брать?» — «Наплевать на золото, — сказал я. — Там спрятано наследство моих предков, Берестяная Сказка…»
Лидия смеялась:
— Что он говорит?.. Что-то невообразимое!
— Не принимайте всерьез. Это его манера, — сказал Василий.
— Вот-вот, — сказал Сеня. — В этом духе летчики тоже отнеслись к моей откровенности, и помощник предложил выкинуть меня на Дороге Мертвецов. Это ближе, болота подходящие.
— Но что такое Берестяная Сказка? Расскажите, Сеня.
— Это слишком долго сейчас, — сказал Зырянов, — в другой раз.
— Я очень коротко. Будто бы русские люди в шестнадцатом веке прошли Северным морским путем до Индигирки и об этом записана длинная летопись на берестах. Писали добрые вестники. И я тоже — добрый вестник… Добуду Сказку! За троевысокими ледяными горами!..
Лидия ахнула:
— Настоящая летопись?.. И я об этом ничего не знаю!.. Василий, это же для науки может иметь значение не меньшее, чем ваши поиски теоретической нефти в кембрии! И вы этого не поняли?!
— Лидия Максимовна, вы вправду считаете, что это стоящее дело? — спросил Сеня смущенно.
— Но это неправда, напрасно я взволновалась! Берестяная летопись не могла сохраниться. Сырость смыла письмена, а морозы разрушили и самую бересту.
— В том-то и дело, что нет, Лидия Максимовна! Меншик Николай Иванович в детстве сам видел эту летопись; а ему теперь не больше чем пятьдесят лет. Письмена не смыты, потому что писаны без чернил — резцом, резаные буквы.
— Я много читала о древних рукописях, но ничего подобного.. Постойте! Сказочнику вашему пятьдесят лет?.. Эта удивительная летопись на берестах действительно существовала, это правда!
— В самом деле? — подал голос Зырянов. — От кого вы слышали? А я не поверил Меншику…
— Я об этом читала в прошлом году, готовясь к первой экспедиции в Якутию. В одном старинном казачьем селении на Ледовитом побережье существовал архив на берестах… Ваш рассказчик был последним, кто его видел! Этот удивительный архив больше не существует. Его сожгли лет сорок назад.
— Сожгли? — вскричал Сеня.
— Тише! В казенной избе не хватило топлива. Культурное начальство приказало топить архивом.
— Безобразие! — пробормотал Зырянов. Ему очень хотелось спать.
— Этого не могло быть, — убежденно сказал Сеня, — потому что мокрая береста не горит.
— А почему архив должен быть мокрый? Какой вы чудак, Сеня!
— Меншик говорил, что Сказка неопалимая, потому что мокрая береста не горит. Значит, она у них мокрая.
— В таком случае ее просушили.
Сеня промолчал, потом огорченным голосом спросил:
— Лидия Максимовна, вы не помните, как называлось в той книге казачье селение?
— Оно так и называлось — село Казачье.
— Есть такое, — пробормотал Зырянов, — только это на Усть-Яне, а не на Индигирке.
— Ах, верно! Я вспомнила…
— В таком случае спокойной ночи, — заявил Василий.
— Но какая может быть спокойная ночь, когда я теперь буду думать о Берестяной летописи!.. И до самого Черендея не узнаю, что станет с Сеней!.. Почему же вы добрый вестник?..
— Лидия Максимовна, возьмите это!.. Я записал часть Сказки…
В Черендее при свете «чуда» всю зиму само собою продолжались разговоры о разведке Зырянова. У жителей появилось выражение «наша экспедиция». Уже в отдаленных наслегах рассказывали о Зырянове, который нашел на Полной каменное черное масло. Но одного только имени недостаточно для образа человека. Поэтому рассказывали о Зырянове, что он замечательный охотник, родом из Алексеевки, он эвенк. Григорий Иванович сказал, что Зырянов — орел и его подстерегает удача орла. Зырянов учится вываривать керосин из каменного масла. Весной он вернется…