Лоцман кембрийского моря
Шрифт:
Василий разбудил ее.
— Я уснула, — сказала Лидия виноватым голосом. — Куда-то уронила тетрадку. — Она пыталась найти тетрадку в густых сумерках и шарила по сухой безросной траве.
— Я подобрал тетрадку, — сказал Василий. — Завтрак готов. Я уже поел, иду на реку.
— В темноте? Ночью?
— Сейчас рассветет.
Из темноты к костру подошел Савватей, вытряхнул добычу. Камни глухо застучали, запахло порохом и керосином.
— А ну-ка, посмотри-ка, Лида!
Василий, не взглянув, ушел. Лидия похвалила камни. Она подошла к воде, умылась и тогда поняла, что ночь каким-то образом миновала ее.
Впервые самолет из Якутска летел на восток. Маленький, с кабиной на три пассажира, «юнкерс» разведывал кольцевую трассу по договоренности с богатой организацией, заготовляющей пушнину. Для очень рискованного полета выбрали самых опытных летчиков, летавших в гражданскую войну, несмотря на важный недостаток у обоих: притупление почти до утраты чувства страха.
Полет поторопили ради его агитационного значения. Самолет летел на поплавках. В тундре оттаяла трава, но еще не стронулся лед на реках внутри Полярного круга. Внизу, не очень далеко, зелено-бурая равнина медленно поблескивала водой в траве, уплывала к северу. Белая полоса льда на Индигирке неровно раздирала тундру в течение трех часов, от моря к югу, к туманным горам, и негде было сесть.
Летчики высматривали на равнине и в предгорьях жилое место, хотя бы одну юрту или одного охотника, и приличную воду.
Помощник указал пилоту пальцем на белый распадок в горах на восточном берегу. Распадок уходил в ущелье, а над истоком клубилось облачко.
Единственный пассажир в кабине, затиснутый между посудами с горючим и другими запасами, тоже прильнул к целлулоиду квадратного окошечка. Светлая полоска в распадке оказалась громадной наледью, на многие квадратные километры, и гороподобный обрыв наледи неприступно висел над долиной Индигирки.
Пилот мрачно сказал:
— Вот сюда бы его и вытряхнуть.
Наледь примерзла обоими концами к каменным косякам ущелья, запирая наглухо распадок. А в одном месте из-под наледи вытекала речка и впадала в Индигирку.
Наледь захватила все видимое ущелье, километров на тридцать вверх. Истоки ее скрывались в прорези гор, под облаком — и там, сквозь легкий туман, блеснула вода.
Пилот не мог поверить, чтобы в верховьях такой наледи могла быть чистая вода.
На сухих осыпях тлел сухой и теплый рассвет. Солнце где-то уже взошло, но в ущелье Полной небо было серое, пепельное.
— Алексей Никифорович, посмотрите, какое небо! — воскликнула Лидия. — Это не от пожара в тайге?
— Само небо дымит, — сказал старик, — солнце нажгло.
«Как поэтично!» — подумала она. Не могла же она принять его слова буквально. Она взглянула на часы — было шесть часов — и тут же увидела темную полоску в низком обрыве берега. В это время она шла левым берегом.
Лидия бросилась к ней, отбила кусок породы, понюхала. Сделала вытяжку. Битуминозный слой известняков вышел на дневную поверхность!
Она стала кричать Василию.
Он шел в реке ближе к правому берегу. Клекот переката заглушал голос Лидии, но, может быть, Василий слышал и не хотел оставлять след, которым шел? Она продолжала кричать. Наконец-то!
Он посмотрел на Лидию, потом разглядел темную полоску породы в обрыве берега у ее ног, над самым урезом воды, и побежал к ней.
Он оступался, дно завалено
Но больше не надо было «пахать реку ногами». Они следили за обнажением доломитов, работая теперь молотком, а не пальцами. Оба добывали интересные обломки прямо из пласта, молотком, — и тут же бросали, не жалея.
Можно было идти очень быстро, но двигаться стало трудно и становилось все трудней. Это казалось необъяснимым, так как быстрый поток холодной воды смягчал жару и облегчал дыхание.
Лидия с любопытством наблюдала за поведением доломитов: битуминозная полоска в бровке берега явственно затлела, зашевелилась меж соседних слоев и поплыла — Лидия это видела. Кроме того, порода уже не была серо-коричневой. Не то она была коричневая, не то лиловая, но скорее сине-багровая. Лидия почувствовала усталость в глазах от этого неспокойного поведения породы и отвернулась к реке.
В реке текла фиолетовая вода.
У Лидии защемило сердце от мелькания аметистовых бликов на фиолетовой воде. Она подняла глаза на приподнятую тайгу и ощутила облегчение. Багровые стволы лиственниц объяты были спокойным коричневым излучением хвои. Это было тоже странно, а все же лучше. Но только и эта краска была какая-то неверная, сомнительная под саваном мертвенного света, одевшего долину.
Сожженное небо опустилось в долину пепельно-бледным шелком и почти касалось лиственниц. За серебристыми шелками — малиновый крохотный уголек солнца. И Лидия поняла, что солнце умирает. Но все же они прошли до вечера двадцать пять километров и разбили палатки на острове Повешенного Зайца, в излучине реки.
Отец Жени надеялся, что в излучине удержался хоть какой-нибудь ночной ветерок, отгоняющий комаров.
Мальчики пустили лошадей в глубину островка. Островок имел форму речной раковины-двустворки. Середину раковины занимало мховое болото, подсохшее по краям. Ели окружали болото.
Утром Василий осмотрелся. Правый берег стоял крутой осыпью метров на двести пятьдесят, если не триста. Залегание пород под осыпью невозможно будет проследить без специальной расчистки. На левом берегу, более низком и затаеженном, едва заметно выделялся в обрыве берега над водой незначительный изгиб слоев, складка доломита, но без малейших признаков битуминозности.
Василий подошел к палатке Лидии:
— Ты не спишь?
— Я уже оделась.
— Не выходи без накомарника. Проклятое болото! Проклятые ели вокруг болота!
— А вечный ветер в этой излучине? — тотчас съехидничала Лидия.
— Он тоже подыхает от зноя. Петров говорит, что останутся живы одни комары и рыбы. Я начинаю расчистку осыпи.
— Нет уж, сначала позавтракаем. — Она вышла из палатки.
К завтраку Савватей не пришел из очередного ночного похождения, поэтому Василий хмурился, и все молча и как-то скучно жевали, сидя на земле. Говорить не хотелось из-за духоты, ничего не приходило в голову, не думалось… Но нельзя поддаваться, надо преодолеть — как бывает надо проснуться, вырваться из кошмара. Лидия заговорила о жаре и о том, как удивительно Алексей Никифорович предсказал наступившую погоду.