Лоцман кембрийского моря
Шрифт:
Сеня вскочил с обычной ловкостью. Он не хотел слушать агитацию за «ученье — свет». Все ребята поднялись. Зырянов сказал, не глядя на них:
— Я приискивал муравейник под белой березой и, стоя на куче, рисовал буквы углем на гладкой коре…
— На бересте?.. — сказал Сеня.
— Я же сказал — на белой коре.
Зырянов схватил обугленную ветку и прочертил на песке букву «С».
— Первый знак был вот такой: С, потом
М Е
Л О
П Р
И
Н И
Ребята подошли и следили за палочкой
Он чертил на песке буквы в том же порядке, как рисовал их на березе, такими, как напечатаны были в книге. На тонком стволе молодой березки не помещалось больше двух букв рядом, а некоторые выходили особенно большие — когда уколы муравьев бывали слишком чувствительны и пальцы невольно торопили обугленную веточку.
— Потом МАЙ РЕШЕНИЕ…
Пальцы вздрагивали и срывали букву на песке, повторяя давнишние движения: тринадцатилетней давности.
— Потом запятая… Что бы значил такой значок?.. ДЕРЗКО И БЕЗ КОЛЕБАНИЙ… — Он кинул ветку, сказал: — Понятно, я крепился, спешил изрисовать всю березу в несколько минут, — еле утаскивал ноги, чуть не в беспамятстве падал на мхи и засыпал без снов от усталости. Несколько минут — и два часа спал!.. Отоспавшись, переходил на другой муравейник под чистой белой березой и научился очень хорошо рисовать первые две строчки.
Зырянов схватил веточку и дорисовал:
ПРОВОДИ В ЖИЗНЬ…
Он быстро стер.
— Этот узор зарисован в моем мозгу на всю жизнь. Должно быть, муравьиной кислотой втравился… Дальше строки потекли непрерывно, с листочка на листочек. С листочков — углем на березы, по лесу дальше и дальше. Все лето. Бесконечно!.. А смысл этих линий скрывался, как в воду! Как смысл геологических слоев — узора линий в берегах под урезом воды на Выми и на других реках… Я видел береговой узор грамоты, а под урезом таились в книге неизведанные тайны мыслей.
Сеня отвернулся и закусил губу. Он смотрел на шурфы, которые совсем не подвигались к горе. Потом вскочил, и все ребята поднялись за ним. Зырянов, не глядя на них, сказал:
— Я научился отлично писать. Конечно, печатными буквами. Но прошло еще три года, прежде чем удалось узнать смысл этих значков.
— Василий Игнатьевич, — нетерпеливо сказал Сеня, — по вашему плану, когда мы с вами подойдем к горе?
— Вы со мной не подойдете к горе.
— Почему? — спросил Женя.
— Потому что гора не подойдет к вам.
Сеня медленно, сопротивляясь, покраснел. Отвернулся и, чтобы скрыть, пошел к шурфам. Но товарищи заметили. Пошли за ним.
Перед вечером подошла из-за мыса лодка Николая Ивановича Меншика.
Пинеженин неслышной своей походкой подошел к костру, а Тихон Егорович следовал за ним, усмехаясь.
Пинеженин молча снял свой древний колпак. Он
Ребята встретили его весело.
— Запоздали ради сих вещей, — Черемных осторожно вынул из карманов обломки пород. — Николай Иванович изрядно поработал.
— Вот спасибо!.. Ну, после ведерка пшенной кашки послушаем твою сказку дальше, Николай Иванович!
— Неужели вам интересны эти сказки? — спросил Сеня нарочито, как всегда.
— Очень интересны, — сказал Зырянов. — Может быть, сказка отражает историческую действительность. Представь только, что русские открыли Северный морской путь в шестнадцатом веке! И устроили сильную колонию на дальнем востоке Азии задолго до Ермака! К тому же мирным путем, если верить товарищу Меншику. Необычайно интересно!
— Мне верь, — успокоительно отозвался Меншик.
— Расскажите подробнее об этом, Николай Иванович.
— Зря вы сунулись к нам, папаша. Жалею я вас, — начал Сеня после ужина.
— Пошто? — спросил пинеженя озабоченно.
— Мы сами думали: курорт. Оказалось — никуда не годное меню. Скоро месяц, как мы не видели драмы.
Пинеженя внимательно слушал, озадаченный странными звуками как будто русской речи.
— Я не говорю также о культурных развлечениях, потому что не знаю, известно ли вам, что это такое: развлечения?
— Такое слово не пойму, — сказал Николай Иванович.
Пинеженя вглядывался в собеседников, и семь человек один за другим опустили глаза перед его прямым взглядом.
— Неславно пришлось вам, как только вы живы, — сказал древнерусский человек, и никто не решился угадать: всерьез или смеялся над ними. — А мы сызмальства привыкли обходиться, нам ничего. Слаще сахару ничего не ведаем.
— Ага, — сказал Тихон Егорович, — сахар все-таки есть у вас.
— В Русском Устье кто достал кусочек за большие деньги, то уж к нему все шли посмотреть и лизнуть. А он не всем давал. Слизнете, скажет, самому посмотреть не останется. Старому-то уж даст: старый лизнет — ему и помереть можно, сахар едал.
Все молчали, Сеня перестал зубоскалить.
— Торговый человек один сказал в Русском Устье: из человеческих и собачьих костей варят сахар.
Все молчали. Тихон Егорович вздохнул.
Пинеженя былинно повествовал:
— В Русском Устье пробовали из одних собачьих. Не сварился сахар. Велика Русь, — сказал он, заметив, что над ним смеются.
— Очень велика. Но вы, Николай Иваныч, не умаляйте себя, — сказал Василий почтительно. — Вы человек старинный — дорогой. В старом золоте меньше олова. Сказывайте вашу сказку.