Лоцман кембрийского моря
Шрифт:
От напряжения у него мутнело в глазах.
О надежда! Из-за мыса человек бежал ему навстречу… Черт побери, это практикантка! Хотя из них есть деревенские. Это самая маленькая Надежда!.. О черт, это директорская дочка!
Она остановилась, встречая его, и кричала:
— Вас ищут на реке, зачем вы побежали в лес?
Он пролетел мимо Тани, не взглянув. От бега ему стало лучше, он ободрился.
Небель обежал вокруг мыса и на долю секунды замер перед величайшей в его жизни картиной, которая ему открылась.
За скалой огонь в рост человека — две шпалеры искристого, трескучего счастья, почти бездымного, ожидали Небеля и упоили его глаза восторгом. Порожин выстрелил из ружья, вызывая Лукова с реки. Небель не смотрел на людей, он подбежал к огню и лихорадочно стал рвать одежды с себя. Савва в одеяле, подобный картинному римлянину, оттащил его от огня. Небель отбивался как мог.
— О, да ты здоровый! А ну, барышни, потрите-ка его беленькой мочалкой, ручки, личико, животик. Ножки разуйте, скоро! Этот мужик не пропадет.
Его положили на разостланную шубу. Бернард Егорович жалостно стонал. Таня и самая маленькая оттирали его снегом. Самая маленькая кричала на Таню:
— Что ты делаешь? Зачем ты мажешь?!. Это снег, а не крем! Надо тереть изо всей силы, до крови! Ты совершенно не жалеешь человека! Ты свои руки не жалей! Смотри, как я тру!
Она оставила Небеля Тане и кинулась к Сереже Лукову. Он поднялся с реки, белый в лице, как ледяная глазурь на его ватнике, на штанах и на сапогах.
— Зачем стреляли? Я не нашел Небеля!
Самая маленькая схватила его за руку, небрежно крикнула:
— Вот ваш Небель! — потащила к костру, торопливо стала снимать с него и бросать помощницам стеганую куртку, сапоги, стеганые ватные штаны, чтобы девушки сразу выколотили и развешали сушить. Сережа еще пытался защищаться, устыдившись. Самая маленькая прикрикнула:
— Не мешай мне!
У костра на зеленом хворосте Зырянов лежал не то в беспамятстве, не то в оглушении внезапного сна. Он был укрыт двумя шубами, одежда его сушилась, распяленная, у огня.
Двухнедельная реденькая бородка соломенного цвета, уплотненная мякиной, уменьшала худобу его лица. Лидия поддерживала ему голову и поила из ложки чем-то горячим, раскрывая ему ложкой рот, и сама бессознательно усердно полуоткрывала рот, помогая ему вкушать.
Савва сидел возле нее и рассуждал:
— Эх и щуплый! Где вмещается дух в нем?.. Ты, Лида, ученая, укажи мне: непомерный дух в нем.
Лидия молчала. Разговор Голосины мешал ей. Лучше бы Савва совсем ушел, пока она покормит. Это занятие всецело поглощало ее, как в детстве, когда приходилось кормить большую куклу, которая тоже при этом закрывала глаза, и в эту минуту они обе ни о чем не думали — кукла и Лида.
Но Савва не уходил. Он не сводил глаз с ложечки.
Кукла любила сладкий чай, так же как ее мама Лида.
Лидия сварила сахарный сироп в спирту: сахар залила
Сережу не надо было поить с ложечки. Для Саввы Лидия прибавила спирта в стакан, но он великодушно отдал его колхознику и дождался следующего стакана. Илгинец выпил с увлечением. Сладкий спирт изумил его, он сказал, что согласен еще купаться, пусть барышня лечит его.
Савва не сводил глаз с ложечки и тоже вытягивал губы, как будто передразнивал Лидию. Он, видимо, мучился сочувствием. Лидия решительно сказала:
— Савва, присмотрите за девушками, чтобы они не испортили Небеля.
Он побежал и добросовестно занялся порученным делом — стал развлекать девушек рассуждениями:
— Вот, говорят, человек тоже зверь. А морж — зверь или человек?.. Из всех на свете только моржи да люди способны купаться зимой — дай бог здоровья им. Но на морже — сапоги из чистого сала и обут с головой, а на человеке? Ум, смекалка крепче моржовой шкуры.
— Василий, вы меня слышите?.. Вам лучше? — спросила Лидия шепотом.
Зырянов не отозвался. Он лежал с закрытыми глазами.
— Никогда бы не подумала, чтобы плотовщик оказался таким неженкой, — сказала она погромче и внимательно наблюдала за его веками, но они не дрогнули.
Он спал глубочайшим сном и во сне сосал с ложечки сладкий спирт.
— Как вы могли так отвратительно поступить со мной?.. Никогда в жизни я вам этого не прощу, слышите? И разговаривать с вами не буду! Я в этом тысячу слов дала себе… Вы безнравственный человек. Вы дикарь… на третьем курсе вуза. — И еще тише, с дерзостью спросила: — Умеете ли вы любить?.. — и вся залилась неудержимой краской. — Я думаю, что эта способность еще не зародилась в вашем тысячелетии…
Она зорко наблюдала за его веками. Зырянов безмятежно сосал с ложечки сладкий спирт. Ей захотелось поцеловать эту грязную, нечесаную голову, обсыпанную мякиной. Никто не смотрел в их сторону, но она испуганно оглянулась, как будто желание могло быть подсмотрено людьми.
На другой день к вечеру экспедиция пришла в Жигалово. На темной улице стояла трехтонка, груженная сеном.
Зырянов сообщил результаты переговоров с шофером:
— Машина идет в Иркутск. Шофер возьмет пять человек. Я считаю, первыми должны уехать студенты.
— Как ехать-то, вместе с этим сеном? — спросил Порожин. — Поезжайте, я не возражаю.
— Студентов четверо, — сказал Зырянов. — Лидия Максимовна, вы поедете?
— С удовольствием.
— Сомневаюсь в этом удовольствии, — сказал Сережа.
— Но вы не возражаете? — вежливо спросила Таня. Порожин и Небель пошли искать Дом крестьянина, уже переименованный в Дом колхозника.
— Они забыли попрощаться, — сердито сказала Таня.
— Они не забыли, — сказал Зырянов. — Они не привыкли.