Лоцман кембрийского моря
Шрифт:
— Эй, соль, соль!..
И поспешил на следы Зырянова. И уже из всех дверей на «соль» выскакивали заспанные люди, кое-как одетые… В те ранние годы едва еще налаживалась в Якутии расстроенная войной торговля, и достаточно было одного выкрика бродячего торговца «Соль!», чтобы поднять на ноги всю деревню.
Следы лежали на снегу, ясно оттиснутые самим Зыряновым и его мелконогим конвоем… Зырянов постоял в поселке с детьми. Вот они повели его в поле… Через поле — на ток. Зырянов как раз
Молотилка работала конным приводом, прямо на снегу. Шесть лошаденок неохотно ходили в приводе, и половина всех колхозников работала. Другие шесть лошадей кормились поодаль и отдыхали, а другая половина работоспособного населения отсыпалась в поселке. Колхоз был маленький, все его лошади были здесь.
Василий выбрал глазами единственного человека, стоявшего без дела, и рассеянно представился ему.
— Говори, — любезно сказал рослый председатель.
Но Василий молчал. Говорить было не о чем. Все было ясно — лошадей свободных не было. Все же Василий сказал:
— Мне нужны лошади до Жигалова. Мы тебе отработаем за лошадей.
Председатель плоховато понимал русский язык, ему представилось, что человек предлагает отработать вместо лошадей.
Председатель скользнул взглядом по щуплой фигуре прохожего человека и не ответил. Он, может быть, не думал в это время о лошадях, а больше о людях — людей не хватало в колхозе еще больше, чем лошадей.
В этот момент подошел Савва и протянул руку председателю.
— Договорились? — весело грянул он.
Лошади в приводе шарахнулись, на молотилке закричали, там что-то случилось. Председатель попытался вернуть себе руку, но веселый голос гостя, пугающий лошадей, настойчиво повторил:
— Договорились?
— Не знаю, о чем договариваться, — сказал председатель, чувствуя, что рука немеет в плену.
— Ну, вот и договорились, — сказал Савва. — Начальник правильно сказал тебе: колхоз не надо обижать. Мы отработаем за лошадей.
Председатель колхоза снова засветил «летучую мышь» на шесте. Значит, прошли еще сутки. Усталые лошади замедленно ходили возле молотилки.
— Может, отдохнете? — предложил председатель людям в мякинном облаке.
— Ничего, — прохрипел Зырянов за людей и за лошадей. — Еще поработаем.
— Пойдем, друг, — сказал председатель наверх.
— Слезай, слышишь, Буян! — сказал Зырянов.
Савва слез со стола молотилки. Он взглянул на председателя и пошатнулся. Буян удивленно и виновато обвел глазами людей, проверяя себя, и увидел, что все шатаются. Тогда он понял и поверил, что это он сам и шатается, а весь народ ходит
Председатель ласково обнял русского богатыря и увел.
К барабану встал Порожин. Это было замечено всеми сквозь одурь и мякинно-сонный туман в глазах. Но молотилка вымотала у геологов способность острить.
Почти все они были горожане, о сельской работе имели газетное и литературное представление. Молотилка удивила их, они отнеслись вначале с недоверием к самим себе — к своей чрезмерной усталости. Таня сразу высказала это со своей непосредственностью и балованной прямотой до наивности:
— Неужели вправду так трудно работать на молотилке?..
Сережа Луков, жалея Таню, возмутился:
— Какая это машина, если на ней так трудно работать? Чушь, такой машины не бывает!
Председатель не первый раз предлагал товарищам из Москвы отдохнуть ночку, смениться. Но кто-нибудь отвечал ему: «Ничего!..» Председатель звал Савватея Ивановича и уводил в поселок кормить.
Два часа без Саввы были самыми трудными. Только Небель еще мог продержаться на барабане все два часа подряд.
— Идет! — восклицала Таня.
И все с облегчением прислушивались к далекой песне. Савва вышел из деревни, он возвращается. Это всего два километра — через двадцать минут он будет принимать снопы на стол.
— Бернард Егорович, сменить? — закричал Зырянов.
Небель не ответил. Он задыхался и не хотел сдаваться Зырянову.
Савва желал петь после отличного обеда. Поэтому он предостерегающе кричал, выходя из председательской избы:
— Эй, на молотилке! Придержи лошадей!..
Лошади тревожились от его лихого пения.
Он приходил веселый, отдохнувший, и Таня хрипло командовала, передразнивая его:
— Эй, на молотилке! Долой со стола!
Савва смеялся и занимал свое ведущее место. Затем он оставлял его утром, когда председатель приходил гасить фонари.
Председатель оглядывал людей с любопытством и с восхищением при дневном свете.
— Может, сменить?..
Кроме того, наглядно приближалось время дать лошадей до Жигалова. Ему не хотелось.
— Спасибо, товарищ, ничего, — хрипло сказала Таня.
Председатель пробормотал что-то по-якутски и сам перевел:
— Русский говорит «ничего», пока совсем не околеет.
Он ухватил Савву Ивановича и увел, бережно пошатываясь под его мощной тяжестью, а к барабану встал Сергей Луков.
Иногда геологи шли в поселок по одному, по двое в избу, где Лидия кормила их остатками консервов и дорожными сухарями и поила чаем и, чуть не плача, будила уснувших:
— В дороге отоспитесь!.. Зырянов говорит, на санках сладко спится!..