Лоцман кембрийского моря
Шрифт:
— Пресвятая богородица! Если бы отец это услышал!.. Чему их учат в Геологическом институте?.. Протопоп Аввакум — мамин знакомый!
— А я же не хожу в церковь, откуда мне знать этого протопопа? Ах, это какой-нибудь церковнославянский автор?.. Ты думаешь, Савватей списал из какого-то церковнославянского любовного письмовника?.. Как обидно, если это так. Это не так, мама! Ведь все письмо о наших приключениях!
— Должно быть, ему редко приходится писать. Уж очень старательно он лепит буквы. Что же ты ответишь ему? Как ты относишься к его
— Ты шутишь, мама!
— Не шутится мне, когда дочка в двадцать пять лет еще не решила, в кого влюбиться.
— В двадцать четыре. И ты бы согласилась, чтобы я вышла за этого полудикаря?
— А к тебе все какие-то полудикари сватаются.
— Неужели Небель — полудикарь?..
— А никак не больше половины. Куда Небелю до Савватея, которого ты величать изволишь полудикарем.
Лидия хмыкнула, но затем ее губы опустились.
— «В тепле томилася»! Вот как он тебя почувствовал, бродяга. Сердце золотое… Тебе такое ни к чему, — мать продолжала свои размышления вслух, разглядывая письмо. — Нет, матушка, этот — не дикарь. Что ж, нынче взрослых учат. Увидишь — Савватей Иванович таких Небелей десятерых за пояс заткнет да спляшет.
— А знаешь ли ты, что Небель — высоколобый?
— Нет, не знала. И даже задумывалась: отчего у этого мужчины такая высокая прическа?..
— Ты не поняла, мама: это в переносном смысле. Высоколобый — это интеллигент с высшим образованием не меньше чем в третьем поколении. Его родители и все родители его родителей имели высшее образование.
— Все родители? — насмешливо выделила мать. — Кто выдумал такой ценз? Вот как я отстала. Но вижу, и такой ценз не для всех полезен.
— Нет, мама, такое происхождение полезно для всех. Но даже образование не может сделать всем хорошие характеры.
— Я и говорю. У Небеля хотя и кудри высоколобые, а сердце низколобое.
— Почему же я виновата, если я нравлюсь, как ты говоришь, дикарям?
— Не рви кружева. Что ж, по-твоему, дикари виноваты?
— Вы виноваты, родители. Потому что вы и ваши родители не получили высшего образования.
— А вот и нет, не виноваты. Я вот была блондинка, а твой отец жгучий брюнет.
— Мама! Ну при чем тут бывший цвет волос, господи!..
— А при том, что на свете вся гармония зависит от неравномерности и не должно быть ни в чем равновесия. То же самое, что в магнитах, то и в людях. Ты ученая, к тебе и льнут полудикари. Я за твоим отцом всю жизнь ухаживаю, каждому его желанию наперед угождаю. И он так и ждет, так и привык.
— Мама, я прошу: не говори так об отце.
— И уж дочки за отца горой. А кто вас этому научил? Я научила. От меня вы переняли, девочки, все обхождение. Ты над Ольгой смеешься, как она к мужу внимательна. А он никогда не вспомнит ей туфли купить, пока сама не скажет или купит сама. Увидишь — какая ты будешь с мужем. Небель это и чувствует.
— Ты хочешь сказать, что отец тебя полюбил, потому что он эгоист?
— А что ж в этом удивительного? Ты удивись другому: за что мы любим эгоистов?
— За что?
— Ну, не за то, что они всю жизнь о нас не подумают и нашу заботу даже не замечают. А потому, что мы умеем позаботиться и о себе и о других. Нам и нравится делать то, что умеем… Мы так приучены. А ты думала о себе: сама такая хорошая?..
— По твоей теории выходит, что ты своим воспитанием подготовила мне довольно обидную судьбу. Я могла бы не поблагодарить за такую судьбу.
— А дети никогда почти не бывают благодарны родителям. Кроме таких детей, которые как Небель. И правда: благодарить не за что. В трамвае — ноги у ней скучают, оттого что в детстве набегалась с отцом, по двадцать километров каждый день. Вот и гуляешь всю жизнь в драных туфлях.
Мать принялась за белье. Лидия сложила письмо и пошла к отцу, взволнованная и смятенная.
— Папочка, можно к тебе? Ты отдыхаешь?
— Разумеется, можно, Лидуша.
— Что ты читаешь?.. Лысенко. А прежде ты читал всё Вильямса и Тимирязева.
— Неужто ничего другого не читал?..
— Читал, конечно. Но когда ты лежал на диване — значит, или Вильямса, или Тимирязева. А Лысенко… Я что-то слыхала о нем.
— Действительно, ты что-то слыхала о нем? Меня возмущает невежество нынешней молодежи. Кроме своего клочка науки, вы ничем не интересуетесь. Даже такой дельный молодой человек, как Бернард Егорович. Девицы, впрочем, и в мое время не читали газет.
— Я читаю газеты, папа. И даже очень старые!
— Это я знаю за тобой, — отец рассмеялся.
— Я интересуюсь не только своим клочком геологии. Небель даже презирает меня за разбросанность.
— Дело в том, дочка, что можно оставаться необразованным и мужиком в звании профессора. Если не выглядывать за околицу своей науки. Как поживает Бернард Егорович?
— Ты всегда говорил мне, что науки не имеют околиц, и это я запомнила… Право, папа, Бернард Егорович интересует вас с мамой гораздо больше, чем меня.
— А он не так плох, чтобы не стоило интересоваться им.
— Ты находишь? Что ты можешь сказать в его пользу?
— Во-первых, он законченный эгоист.
— Восхитительно! Как раз то, что мама считает его худшим свойством… У тебя улыбка мудреца, папа.
— Понимаешь, маме надоел мой эгоизм за тридцать лет. Поэтому она больше не хочет эгоистов… Ну, через тридцать лет и тебе надоест какой-нибудь эгоист.
— Вы говорите о Небеле уже как о моем муже. Этим одним он мне надоел на тридцать лет вперед. А почему ты рекомендуешь мне в мужья эгоиста? Потому что ты считаешь себя эгоистом?.. А ты о себе так думаешь, потому что привык во всем полагаться на маму.