Логике научного исследования
Шрифт:
чем каждый новый слой соответствует более универсальной теории, чем те, которые располагаются
ниже ее. В результате этого процесса идеи, первоначально плавающие в более высоких метафизиче-
ских областях, иногда настигаются растущей наукой, вступают с ней в контакт и оседают в ней. При-
мерами таких идей были: атомизм, идея единственного физического «принципа», или конечного эле-
мента (из которого получаются все другие элементы), теория земного движения (которое Бэкон счи-
тал
*2 Следует отметить, что под решающим экспериментом я понимаю эксперимент, предназначенный для опровержения
(если это возможно) некоторой теории и, в частности, для осуществления выбора между двумя конкурирующими теориями
посредством опровержения (по крайней мере) одной из них, не доказывая при этом, конечно, другой (см. также примечание
1 к разделу 22 и Приложение *1Х).
256
шаяся как электронно-газовая гипотеза проводимости металлов). Все эти метафизические понятия
и идеи — даже в своей ранней форме — могли помочь внести порядок в человеческую картину мира, а в некоторых случаях они даже, может быть, приводили к успешным предсказаниям. Однако идеи
такого рода приобретают статус научных только после того, как они оказываются представленными в
49
фальсифицируемой форме, то есть только после того, как становится возможным эмпирический вы-
бор между каждой такой идеей и некоторой конкурирующей с ней теорией.
В ходе проведенного анализа я рассмотрел различные следствия принятых мною методологиче-
ских решений и конвенций, в частности критерия демаркации, сформулированного в начале настоя-
щей книги. Оглядываясь назад, мы можем теперь попытаться охватить единым взором ту картину
науки и научного исследования, которая была нами нарисована. (Я не имею в виду картину науки как
биологического феномена, как инструмента приспособления или как одного из средств производства
— меня интересуют лишь ее эпистемологические аспекты.)
Наука не является системой достоверных или хорошо обоснованных высказываний; она не пред-
ставляет собой также и системы, постоянно развивающейся по направлению к некоторому конечному
состоянию. Наша наука не есть знание (episteme): она никогда не может претендовать на достижение
истины или чего-то заменяющего истину, например, вероятности.
Вместе с тем наука имеет более чем только биологическую приспособительную ценность. Она не
только полезный инструмент. Хотя она не может достигнуть ни истины, ни вероятности, стремление
к знанию и поиск истины являются наиболее сильными мотивами научного исследования.
Мы не знаем— мы
тафизической (хотя биологически объяснимой) верой в существование законов и регулярностей, ко-
торые мы можем открыть — обнаружить (uncover — discover). Подобно Бэкону, мы можем описать
нашу собственную современную науку («метод познания, который человек в настоящее время при-
меняет к природе») как состоящую из «поспешных и незрелых предвосхищений» и из «предрассуд-
ков»1.
Однако эти удивительно творческие и смелые предположения, или «предвосхищения», тщательно
и последовательно контролируются систематическими проверками. Будучи выдвинутым, ни одно из
таких «предвосхищений» не защищается догматически. Наш метод исследования состоит не в том, чтобы защищать их, доказывая нашу правоту; напротив, мы пытаемся их опровергнуть. Используя
все доступные нам логические, математические и технические средства, мы стремимся доказать лож-
ность наших предвосхищений с тем, чтобы вместо них выдвинуть новые неоправданные и неоправ-
дываемые предвосхищения,
1 Bacon F.Novum Organum. I, 26. 1620 [русский перевод: Бэкон Ф.Новый органон // Соч. в двух томах, т. 2. М.: Мысль, 1978, с. 16].
257
новые «поспешные и незрелые предрассудки», как иронически называл их Бэкон*3.
Путь науки можно интерпретировать и более прозаически. Можно сказать, что научный прогресс
«...осуществляется лишь в двух направлениях — посредством накопления нового чувственного опыта
и посредством лучшей организации опыта, который уже имеется»2. Однако такое описание научного
прогресса, хотя и не является совершенно ошибочным, тем не менее представляется несостоятель-
ным. Оно слишком напоминает бэконовскую индукцию — усердный сбор винограда с «бесчислен-
ных вполне зрелых лоз»3, из которого он надеялся выжать вино науки — его миф о научном методе, который начинает с наблюдений и экспериментов, а затем переходит к теориям. (Между прочим, этот
легендарный метод все еще продолжает вдохновлять некоторые новые науки, которые пытаются
применять его, будучи убеждены в том, что это метод экспериментальной физики.) Прогресс науки обусловлен не тем, что с течением времени накапливается все больший перцеп-
тивный опыт, и не тем, что мы все лучше используем наши органы чувств. Из неинтерпретированных
чувственных восприятий нельзя получить науки, как бы тщательно мы их ни собирали. Смелые идеи, неоправданные предвосхищения и спекулятивное мышление — вот наши единственные средства ин-