Локи все-таки будет судить асгардский суд?
Шрифт:
Когда-то она хотела помочь любимому сыну: вручила ему Асгард, хотя обязана была занять трон на время сна Всеотца. Локи выглядел таким расстроенным и потерянным после того, как узнал правду о себе. Он с такой болью в глазах смотрел на приемных отца и мать. И она решила дать ему шанс, показать, что он был и остается ее любимым сыном. Если бы она знала, чем все это закончится! Если бы она хотя бы представить себе могла, куда боль и безумие заведут Локи, она никогда не дала бы ему копье, но дар предвидения в тот раз оставил её. Она вынуждена была наблюдать, как царь ётунов заносит кинжал над горлом её мужа, как Тор обвиняет Локи в попытке убийства, а тот пробивает стену и уносится на радужный мост. Она видела, как чудовищная буря пытается снести столицу Асгарда, как бушует стихия, а конец радужного моста врезается в Ётунхейм. Царица стояла на балконе и с ужасом думала, чем все это закончится. Она не сомневалась, что Один и Тор остановят Локи, но что ждет его после? Сын руководствовался только благими намерениями, но пошел на чистое безумие, чтобы доказать… Кому? Что? Его ведь не прогоняли, не отталкивали. Наоборот, и она, и Один пытались убедить его, что ни раса, ни настоящие родители не играют для них никакой роли.
Фригг корила себя за то, что не рассказала Локи правду еще в детстве. Один действительно хотел использовать пленного царевича в своих целях, но постепенно привязался к ребенку настолько, что не могло быть и речи о том, чтобы насильно объединять им два царства. Царь богов считал, что Локи не стоит знать правду, что собственное происхождение погубит его. «Он полуётун, но мы вырастили его как аса» — говорил Один своей супруге: «В нем ничего не осталось от ледяных гигантов». Фригг слушала мужа, соглашалась, но все равно считала, что когда-нибудь Локи правду узнает, и если не от родителей, то от кого? Она хотела рассказать ему. Но сначала сын казался ей слишком маленьким, а потом, когда он вырос и мог бы все понять и принять, она не могла решиться. Множество раз она подзывала его к себе ради этого важного разговора, но стоило ей взглянуть на ребенка, отрока, юношу, доверяющего ей безгранично, и она не могла подобрать слов. Она не сказала правды. Один не сказал правды. И что они имеют теперь? Локи скован если не кандалами, то своими страхами и подозрениями. Семья, которая казалась Фригг нерушимой и вечной, трещала по швам, и она понимала, что ничего не может сделать, чтобы остановить это безумие. Когда-то Локи безгранично доверял ей, когда-то он показывал ей бесчисленные миры, делился самыми сокровенными помыслами, за которые его вполне могли бы жестоко наказать, если бы она хоть слово сказала Одину. Но она молчала. Сквозь пальцы смотрела на все выходки Локи, даже когда его шутки стали по-настоящему опасными. Она доверяла ему и ценила то нежное чувство привязанности, которое установилось между ними. Когда она успела потерять доверие сына? Какую ошибку допустила, почему видит теперь не радостную улыбку, а искаженное страданием и болью лицо? — Я должен узнать, что с ним произошло. — Фригг вздрогнула и подняла усталые глаза на мужа — он и сам не рад был своему решению. — Я могу добиться правды пытками, прямым приказом, слежкой или мягкой формой допроса, — Один замолчал, а Фригг затаила дыхание, боясь услышать то, из-за чего её любящее сердце разорвется на части. — Но настоящее насилие применимо к преступнику, а не к сыну. — Он может еще больше замкнуться, — сказала царица. Она не хотела, чтобы Локи страдал, она бы все сделала, чтобы его спасти. Но спасать было не от чего. Решение Всеотца еще очень и очень гуманно. Когда Хеймдаль доложил, что Локи жив и собирается при помощи иноземной армии разгромить Мидрард, она стояла подле мужа, слушала, как тот дает последние наставления Тору. Когда же старший сын удалился, она попросила только об одном: если Всеотец хочет вернуть Локи только ради казни, пусть проведет её на Земле. Фригг опасалась, что после всего произошедшего муж будет видеть перед собой не своего ребенка, а ледяного великана, с которым не станет церемониться. — Легче терпеть наказание, чем бесконечно его ожидать, — вещал, тем временем, Один, грея руки в догорающем огне. — Локи откроет мне правду в надежде услышать окончательный приговор. — Это милосердие? — тихо спросила Фригг. Она очень хотела верить, что задуманное царем богов и в самом
====== Глава 11 ======
Хагалар вошел в лабораториум последним. Остальные уже заняли свои места и пристально следили за ним, ожидая торжественной речи, сопровождавшей образование нового фелага — команды, которая на некоторое время должна забыть обо всех разногласиях ради достижения общей цели. Беркана расположилась в углу. Сидела с идеально прямой спиной — осанка всегда выдавала в ней знатное происхождение. Раиду развалился на лавке, всем своим видом демонстрируя пренебрежение к окружающим. Ивар сидел рядом с ним и перебирал в руках карты. На его губах застыла полуулыбка, лицо было расслаблено. Лагур уткнулся носом в книгу и не замечал ничего вокруг. Хагалар мельком подсмотрел: «Страдания юного Вертера». Странно, что Лагур до сих пор не выучил их наизусть.
— Добрый вечер, дети и читающий Лагур, — начал Хагалар, пристально наблюдая за реакцией: Раиду поморщился, Беркана кивнула, Ивар улыбнулся, Лагур не обратил внимания. — Я рад всех вас видеть, рад, что никто не отверг мое предложение. Давайте посмотрим друг на друга и смиримся с мыслью о том, что теперь в этих стенах, в этом лабораториуме мы будем проводить несколько часов в день, — Хагалар выдержал паузу. — Все смирились с этой мыслью? Все поняли, что с этой минуты любые ссоры воспрещаются? Я полагаю, вы ждете от меня каких-либо новостей и объяснений. Причина образования нашего фелага вам известна. — Хагалар сделал пару шагов вправо, открывая для просмотра стол, на котором стоял синий артефакт. — Вот она, на столе. Это каскет, величайший артефакт ледяных гигантов, источник их мощи. Как видите, он разбит. Вам, вероятно, не терпится познакомиться с ним. Можете подойти к столу и поздороваться с нашим подопечным. Ивар первым поднялся и грациозно подошел к столу. Он двигался плавно и степенно, казалось, каждое движение продумывал заранее. Легкость его походки была особенно заметна на контрасте с братом: у того движения были чересчур резкие и стремительные. Он буквально выхватил каскет из-под носа Ивара, всем своим видом показывая, что никому не позволит опередить себя. А что Ивар? Уступает. Стоит рядом и ждет, застенчиво улыбаясь Беркане, которой совсем не нравится поведение заносчивого естественника. «Забавная парочка» — хмыкнул Хагалар. Если Беркана не возненавидит Раиду в первые же ночи работы, это можно будет считать огромной удачей. После тщательного осмотра артефакта Раиду отдал его Ивару и Беркане. Ученые ощупали всю поверхность, отмечая мелкие, незаметные глазу повреждения, поднесли к свету, пару раз встряхнули. Хагалар довольно цокал языком: он не ошибся в выборе софелаговцев. Если они не убьют друг друга. — Я до атомов разберу нечестивца, повредившего каскет, — послышался гневный голос Раиду. — Пусть только попадется мне в руки. — Я во всем буду тебе помощником, брат, — отозвался Ивар, привычным движением перехватывая предплечье буйного естественника. — Боюсь, этот «кто-то» был родом из бездны, так что мы ничего не сможем сделать с ним, — заметила Беркана, встряхивая каскет особенно сильно, но безрезультатно. Хагалар поспешил вмешаться: — Так, дети, тихо, пока еще рано спорить, мы не провели ни одного исследования. — Он обратил свой взор на мирно читающего последнего члена фелага. — Милый Лагур, не хочешь познакомиться с нашим подопечным? — Смотреть сейчас не вижу толку я, узреть смогу я силу артефакта, наедине оставшись с ним. Раиду передернул плечами и прошептал что-то грубое: он терпеть не мог рваных стихов. — Как знаешь, — пожал плечами Хагалар и подошел к столу. — Так, дети, все посмотрели на артефакт, теперь отойдите, у меня еще много новостей. — Он выхватил каскет из рук Берканы и водрузил его обратно на стол. — Seine lose Zunge wurde ich binden!{?}[Я бы вырвал его болтливый язык] — шепнул Раиду, возвращаясь на место. Каждый в поселении знал о его ненависти к задиристому и высокомерному магу. Он никогда не согласился бы работать с ним, если бы ставкой в этом деле не был таинственный каскет. Хагалар раздражал его своим пренебрежительным отношением ко всему живому и язвительной манерой общения. — Брат, ради науки, — прошептал Ивар. Он выпустил предплечье Раиду, только когда они заняла свои места. — Итак, как видите, артефакт ist schlecht erhalten{?}[в ужасающем состоянии], — продолжил Хагалар прерванную речь. — Лично великий Всеотец, царь всех девяти миров принес его сюда и воззвал к моей помощи. Так что ich verlasse mich auf sie{?}[Я полагаюсь на вас]. Я выбрал лучших из лучших. Но если кто-то из вас знает кого-то, кто может занять его место… — Оставь предисловия, — рявкнул Раиду. — Раз мы все здесь, значит, мы фелаг. Беркана закусила губу: она ненавидела, когда вокруг нее начинали кричать. Злость в голосе нервировала её, нагоняя воспоминания о собственной матери, которую она старалась забыть. — Хагалар, скажи, с какими проблемами мы можем столкнуться на пути изучения артефакта? — спросила девушка. — И я хотел бы задать тот же вопрос. — Ивар встал и почтительно поклонился. Он всегда так делал, если знал, что его речь будет хоть немного затянута: поклоном он как бы предупреждал собеседника, чтобы тот был морально готов. — В этой обители знаний сидят маг, магиолог, три лучших естественника, которых знало это царство. Я восхищен таким фелагом, я буду очень счастлив разделить со всеми вами заботу о ковчеге ледяных великанов, мы с братом geben uns alle Muhe{?}[приложим все усилия], чтобы починить артефакт. Но я не могу уразуметь, почему нас так много? Ведь технология починки артефактов давно известна. Хватило бы одного мага и одного лучшего естественника. Хагалар дождался, пока Ивар сядет, и только тогда ответил: — Это первый Grundstein{?}[краеугольный камень] нашей совместной работы. По каскету нет никакой информации, о его поведении и свойствах не существует ни единого клочка записей. Его никогда не исследовали. — Вist du bei Sinnen?{?}[Ты еще рассудка не лишился?] — воскликнул Раиду. — Ты говоришь несуразность! — Почему? — спросила Беркана, склонив голову набок. — Потому что величайший Всеотец величайшего из миров в свое время заявил, что каскет унесут из хранилища только с его смертью, а она случится еще ой как нескоро, — скороговоркой произнес Хагалар, заложив руки за спину. — Я не знаю, was in ihn gefahren ist{?}[какая муха его тогда укусила], но он запретил любые исследования. — Как глупо! — фыркнула Беркана. — Безумный. — Раиду, довольно, — Ивар мягко дотронулся до предплечья брата. — Ваши эмоции нам не помогут, — вздохнул Хагалар. — Однако, как вы все, надеюсь, знаете, каскет исчез из Асгарда вместе с юным Локи. С ним же и вернулся. — Позволь уточнить, Хагалар. — Раиду выдернул руку из-под ладони Ивара и отсел подальше. — То есть мы должны восстановить артефакт, не зная ни изначальной формулы, ни ингредиентов, ни какая была применена магия, ни как она повлияла на вещество, ни как каскет выглядел до поломки? Я ничего не упустил? — Ты во всем прав, именно об этом я вам и толкую, — улыбнулся Хагалар. Улыбка должна была быть горькой, но, с точки зрения Раиду, скорее походила на самодовольную. — Но тогда починка артефакта выходит за грань разумного и реального, — тихо произнес Ивар, виновато оглядывая всех присутствующих. — Говори за себя, Ивар, — резко бросил Раиду. — Еще не был создан артефакт, который бы мне не покорился рано или поздно. — Нам придется очень постараться, но в нас верит лично Всеотец, — радостно заметил Хагалар. — О да, такая вера нам не повредит, — усмехнулся Раиду. — Чем больше сил затратить надо нам, тем слаще плод, который получаем. — Все вздрогнули от неожиданности и повернулись к Лагуру. Однако тот так и не поднял глаз от книги. — Это была первая проблема, — продолжил Хагалар спустя минуту. — Но! Ein Ungluck kommt nicht allein{?}[Беда никогда не приходит одна]. У нас есть еще и вторая, которая по своим возможным последствиям… — Что, нам запретили пользоваться свитками и пергаментом при исследовании каскета? — насмешливо предположил Раиду. — Хуже, — Хагалар выдержал драматическую паузу. — С нами Seite an Seite{?}[бок о бок] будет работать плоть и кровь Одина. — Кто? — не понял Ивар. — Царевич Локи? — голос Раиду дрогнул, но этого никто не заметил. — Да. Всеотец в ультимативной форме заявил мне, что раз его плоть и кровь знает, кто и как разбил каскет, то пусть восстанавливает с нами, — вздохнул Хагалар и сел на скамейку напротив команды. — А почему Fleisch und Blut{?}[плоть и кровь], как ты выражаешься, не может просто поведать нам о своих злоключениях? — недоуменно спросил Ивар. — Зачем терзать наследника Асгарда нашим обществом? Хагалар горько усмехнулся: — О благородный Ивар, пути во дворец тебе известны. Расспроси Всеотца о смысле сего решения. И еще одна небольшая деталь, так сказать, для полноты картины: Один у своего отпрыска не смог ничего узнать даже bei peinliche Befragung{?}[под пытками]. — Пытки? — воскликнула Беркана — А с этого момента поподробнее! — Даже высокомерный Раиду подался вперед, всем своим видом выражая заинтересованность. — Тихо, дети. Рассказываю. И попробуйте меня не перебивать. Die Sache stand so{?}[Дело было так]: Всеотец привез Локи сюда пару ночей назад. Вроде как пусть он лучше здесь отдохнет, чем во дворце, где die Wande Ohren und Augen haben{?}[И у стен есть глаза и уши]. Привез, целителя вызвал, меня позвал с каскетом разбираться. Вы спрашиваете, зачем целителя? Объясняю: спина царевича, когда я её осматривал, представляла собой очень красивую палитру синяков разной степени тяжести. Алгир утверждает, что Локи получил их в результате столкновения с каким-то предметом. Но давайте не будем забывать, мои дорогие, о такой милейшей вещи, как одежда, в создании которой принимал участие наш дорогой Лагур, который, может, все же отвлечется от своего обожаемого Гёте? — Хагалар сделал паузу, бросив на естественника вопросительный взгляд, но тот, если и ощутил его, то никак не отреагировал. — Видимо, не отвлечется. Ладно. Мы знаем, что одежда неуязвима почти для всего… Вот и подумайте, с какой силой надо было бить, чтобы остались огромные синяки? О, гораздо легче нанести их, сорвав сперва одежду. Я не сомневаюсь, что это сделал Один, больше некому. Люди не способны своими игрушками причинить такой вред телу бога. — Замолчи, Вождь! — воскликнул Раиду: его глаза горели такой злобой, что в этот раз Ивар побоялся одернуть брата. — Твои речи злобны и безумны. Локи приветствовали как героя, ликование было слышно даже здесь, за высокими стенами. Возвращение царевича — величайший праздник. Он погиб героем, защитив Асгард от ледяных гигантов, а ты смеешь подозревать… — О, мой вечно недовольный Раиду, — театрально вздохнул Хагалар. Ему нравилось спорить с гневливым естественником: тот так смешно спорил и так искренне его ненавидел. — Неужели хоть один из вас верит в ту чушь, которую нам рассказали год назад? Что ледяные великаны сорвали коронацию Тора, сбежали в мир смертных, наследник с Разрушителем и горсткой воинов попытались их остановить, но случайно стерли в порошок город смертных, вернулись в Асгард, столкнулись на мосту с гигантами, в результате чего мост разрушился, младший царевич, пожертвовав собой, убил Лафея и сгинул вместе с ним, а старший едва смог спастись и то только благодаря Всеотцу… Это не более, чем сказка. Красивая ложь, как ты говоришь, о недовольный Раиду. Еs ist kein wahres Wort daran{?}[Нет ни слова правды]. И возвращение Локи только доказывает это.
Повисла пауза. Лагур не подавал признаков не только заинтересованности, но и жизни. Раиду, казалось, сейчас взорвется от гнева. Ивар напряженно смотрел на него, готовясь, при необходимости, успокаивать.
— Говори, Хагалар, — нарушила молчание Беркана, когда поняла, что пауза затягивается, и молчание становится тягостным, предвещающим бурю. — Wir sind ganz Ohr{?}[Мы все слушаем тебя]. Как ты считаешь, что произошло? — Одиндоттир, все было просто, — Хагалар не сомневался, что именно она нарушит молчание, но все же решил проверить. — Я уверен, что Один собственноручно сбросил своего сына в пропасть. — Зачем ему это делать? — брови Берканы сошлись на переносице, сделав и без того некрасивое лицо совсем уродливым. Она почти ничего не знала об Одине, видела его пару раз в жизни, но все равно не верила, что царь Асгарда лично сбросил своего сына в пропасть. — Ты безумен, Хагалар, — прошипел Раиду, едва сдерживаясь, чтобы не сказать чего похуже. Маг встал, прошелся пару раз мимо своих подопечных, подбирая слова. Потом заговорил медленно, так, как обычно рассказывал о результатах исследований: — Юный Локи мог мешать наследнику Тору взойти на престол, например. Его сделали героем после смерти, а пока он был жив, не замечали. Но великий Всеотец просчитался: его детеныш ist am Leben geblieben{?}[выжил]. Какую красивую сказку нам сочинили на этот раз, дети, вы уже слышали? Как нам обосновали конвоирование национального героя с Земли в Асгард? — Wir hatten noch keine Ehre{?}[Еще не имели чести], — ответил Ивар за всех. — Я тоже. Но для всех глупцов заявляю: великий Один пытался избавиться от своей плоти aus allen Kraften{?}[всеми способами], это очевидно. И запомните, у детей Одина свободы воли нет. И то, что меня пытаются убедить, будто юный Локи сам решил жить с нами, а не во дворце… — Царевич будет жить с нами? — воскликнул Раиду. — Его рабы уже здесь, перетаскивают вещи, переоборудуют один из самых больших жилых домов, который все равно никогда не сравнится с покоями дворца, — подтвердил Хагалар. — Да, плоть и кровь Одина будет не просто приходить чинить каскет, а переселится к нам. — За что ж такое жестокое наказание? — в голосе Ивара не было ни капли сострадания, только вежливое удивление. — Ведь для сына Одина мы не лучше рабов. Проводить с нами весь свой досуг: что может быть ужаснее для благородного? Я приложу все усилия, чтобы скрасить его пребывание здесь. Поверить трудно, что с нами будет делить пищу и кров тот, кто был нашим царем! — Пустые мечты, мой добрый Ивар, — возразил Хагалар. — Детеныш разделит с нами землю, но не кров, пищу, но не место за столом. Он никогда не станет частью поселения. — Несчастен Логе! Страданием наполнена душа, когда в неволе птица обитает, — послышался голос Лагура. В этот раз на него не обратили внимания. — Я не понимаю, Хагалар: зачем столько проблем? Если он не угоден Одину, почему его не сбросят вновь в бездну? — спросил Раиду, растеряв весь свой гнев. Он всматривался в Хагалара, будто надеялся по лицу последнего прочитать ответы, разрешить все свои сомнения. Беркана заметила этот взгляд и решила для себя, что обязательно позже узнает, почему естественника так взволновало известие о приезде Локи. — Уже раз пытались, но видите, вернулся же, — Хагалар только развел руками. — Как все запутанно, — прошептала Беркана. — Aber damit ist noch nicht genug{?}[Но это еще не все], — Хагалар выдержал драматическую паузу, дождался, пока ученые уставятся на него с самым пристальным вниманием. — Юный Локи вроде как маг, вроде как может нам помочь. Так говорит великий Один. Но не верю я в эти сладкие речи. Мальчиком не занимались, магии не обучали, он был предоставлен сам себе. — Позволь узнать, какое у него образование? — спросил Ивар. — Никакого, полагаю. Он воин, а всем известно, что bei grosser Gewalt grosse Narrheit{?}[Сила — уму могила]. Полагаю, мы встретим юное создание, которое считает, что морошка растет на елке, гусеница и бабочка не имеют никакого отношения друг к другу, а вода испаряется при пятистах градусах… Если это юное создание вообще знает, что такое «градус». — Выбирай слова! — Раиду вскочил и подошел вплотную к Хагалару. Ивар тоже вскочил, но его помощь не потребовалась: брат не собирался нападать. — И не смей говорить при мне дурно о младшем сыне Одина, зловредный ибис! Он был царем Асгарада! Хагалару очень нравилось злить гневливого естественника, но переходить незримую черту пока не стоило. — О, грубый Раиду, позволь уточнить, а о самом Одине я при тебе могу говорить дурно? — Безусловно, — естественник не услышал в славах мага открытой насмешки. — Но царевича оскорблять не смей. Слава о его подвигах и подвигах Тора гремит… — Военная слава, военная, увы. — Хагалар отошел к столу и провел рукой по каскету: тот тут же засиял слабым белым светом. — Да, махать мечом, топором и копьем он умеет, безусловно, и ist jedem von uns haushoch uberlegen{?}[даст множество очков вперед любому из нас]. Вы бы видели его тело: он красавец! Но для этого мозги не нужны. Sie konnen mich totschlagen{?}[Хоть убейте], не верю я, что у него есть мозг. Может, какие-то зачатки, но не более того. А даже если и есть, то он ничего не стоит без многомудрого наставника. — Твой язык раздвоен, как у змеи! — грубый естественник буквально выплюнул последний эпитет. — О, мой недалекий Раиду, ну подумай сам, — возразил Хагалар, водя большим пальцем по трещине каскета. — Уж в наличии твоих мозгов я не сомневаюсь… Пока… В лучшем случае мальчика учили стихосложению, языкам, истории, политэкономике и прочему заумью, которое ох как нужно для управления страной, но совершенно чуждо естественной науке. И это bestenfalls{?}[в лучшем случае]. А в худшем, его, как младшего, рассматривали только как будущего полководца, тогда он дальше меча и военных хитростей ничего не видит. Но и это еще не самое худшее. — Еще парочка твоих пугалок, и мы все тут точно verlieren den Verstand{?}[рассудка лишимся], — прошипел Раиду. Он был бы рад уйти из лабораториума, и лучше навсегда, но перспектива работать с Локи перекрывала все. — Я совершенно не уверен, что плоть и кровь Одина вообще будет сотрудничать, а не Knuppel zwischen die Beine werfen{?}[вставлять палки в колеса], — голос Хагалара из насмешливого вдруг стал самым что ни на есть серьезным. На перемену обратили внимание все присутствующие. Подобное могло означать только одно: шутки кончились, и самые важные новости прозвучат именно сейчас. — Зловредный Хагалар, — начал было Раиду, но тот поднял руку, пресекая любую попытку перебить себя.
— История Локи полна белых пятен, а его характер… О, я расскажу вам прелестную историю. Я два дня, все время до церемонии, заглядывал к юному Локи, чтобы поведать ему о дальнейшей судьбе его. Раз десять заходил — он спал. Но вот я захожу в одиннадцатый раз — проснулся. Лежит, смотрит на меня, глаза открыты. Я ему и говорю, мол, приказ Всеотца, работать с нами будешь. Так это милейшее созданьице на меня так посмотрело! На грязь под ногами и то смотрят с большим пиететом. Улыбнулось, кивнуло. А улыбка прямо так и говорит «Ich habe von dir die Nase voll»{?}[В гробу я тебя видел]. На меня так еще никто никогда в жизни не смотрел. А тут какой-то малолетний ребенок.
— Хагалар, позволю себе напомнить, что ты называешь «ребенком» нашего царя, — заметил Раиду. Злость в нем уже перегорела. Он хотел бы обвинить Хагалара во лжи, но пока у него не было никаких доказательств.
Маг улыбнулся, пожал плечами:
— Ну что я могу поделать, о недовольный Раиду, если младший сын нашего почтенного Одина и в самом деле еще очень молод. Он и в самом деле младше меня раза в три, а ведет себя так, как ведут только самые сумасбродные отроки, но уж никак не юноши. Так вот, я говорю ему про фелаг, про каскет. А он, угадайте, что? Соизволяет еще раз милостиво кивнуть. Будто он мне одолжение делает тем, что вообще дозволяет смотреть на свое сиятельное высочество. Я спросил его о бездне, так он бровки нахмурил, головку повернул — darauf kannst du dir ja deinen Reim machen{?}[и понимай как знаешь]! Не удостоил меня ни единым словом! В тот момент, признаюсь, у меня появилось большое желание раскрасить его спину во что-нибудь еще более красивое, чем это сделал Всеотец. Но этот взгляд, друзья мои! Зарвавшийся, избалованный ребенок, уверенный, что ему все вокруг должны — вот кто лежал передо мной.
— О Локи всегда ходила слава мелкого пакостника, — заметила Беркана задумчиво: на нее слова Хагалара произвели больше впечатление. — Но я hatte keine Ahnung davon{?}[понятия не имел], что именно Один вырастил, — маг недовольно покачал головой. — Это какой-то кошмар! Я теперь не удивляюсь, что это милое созданьице по возвращении решили сослать как можно дальше, например, к нам. Хагалар на мгновение замолчал, будто собираясь с мыслями, а потом продолжил: — Раз Один Всеотец отдал свою плоть и кровь мне на растерзание, заставил жить с нами, значит, он отчаялся достучаться до него известными ему методами. И я сразу всех предупреждаю, если это создание будет вредить, докладываем Одину. Letzten Endes{?}[В конце концов], это его ребенок, пусть он с ним
====== Глава 12 ======
Локи критически осмотрел свое новое жилище. Конечно, это не дворцовые хоромы, но и не те катакомбы, где пришлось скрываться, пока астрофизики и их коллеги собирали «пусковую установку» для Тессеракта. В распоряжении царевича был длинный дом с узким дверным проемом, в который рабы с трудом вносили сундуки и прочую утварь. Осталось оборудовать эту деревянно-каменную постройку по своему вкусу и выставить привратников — никто не войдет в дом бога без ведома хозяина. И пускай у прочих домов не было не то, что замков, а даже дверей — быть может, преступников вполне устраивает всеобщая доступность, но уж никак не царевича Асгарда. Неподалеку от длинного дома стоял дом поменьше – для свиты. Изначально предполагалось, что все рабы и слуги будут жить вместе с своим господином, но Локи был против. Рабы нужны для ведения хозяйства, но воины-защитники понадобятся только за пределами поселения, и нечего им мельтешить перед глазами. Поселенцы не причинят вреда сыну Одина, от глупой случайности бывалые воины не спасут, зато наделают столько шума, что над царевичем будут зубоскалить еще несколько столетий после того, как он покинет мир преступников.
Никакого сожаления по поводу отъезда из Гладсхейма Локи не испытывал. Его прошлая жизнь, жизнь младшего брата наследника престола закончена. Новой жизни — новый дом, пускай и временный. Хотя, кто знает, каким будет это время: месяцем, годом, столетием? Мог ли он представить себе, что проведет хотя бы несколько ночей в поселении отверженных? В месте странных порядков и непонятных законов. По негласному, но известному всем правилу, каждый новый житель становился членом огромной семьи и отрекался от своего прошлого. Разумеется, Локи не собирался уподобляться преступникам и вступать в новую семью, старая его вполне устраивала. Переезд — лишь временная мера, лишь попытка отгородить себя от знакомых шпионов. А незнакомые пусть будут. Так даже интереснее. Изгнанник оперся о стену и попытался вспомнить. За пару ночей его раны успели зажить, даже ссадин на лице не осталось. В любом другом месте такое быстрое восстановление было бы невозможно. В поселении же магия буквально пела, активируя скрытые внутренние ресурсы любого волшебного существа. Сколько здесь жило магов, Локи понятия не имел и боялся предположить. Одного он, кажется, уже видел. Царевич попытался вспомнить, как выглядел ас, приходивший к нему незадолго до церемонии примирения. Получалось плохо. Царевич два дня спал как убитый и просыпался только от жгучей жажды, появившейся после того, как зеленое чудовище пробило им пол. Пить хотелось из-за бетонной крошки: она застряла где-то в гортани и приносила массу неприятных ощущений. Только жжение заставляло его выныривать из чудесных грез и выпивать очередной кубок воды. Во время одного такого пробуждения в комнату заглянул незнакомый старец. Он что-то говорил про команду, про то, что Локи будет работать с отверженными. Царевичу очень хотелось спать, он не отвечал, смутно понимая, кто с ним разговаривает и чего именно хочет. Он забылся тяжелым сном до того, как незнакомец ушел. Скорее всего, это был один из ставленников Всеотца, один из тех, кто будет выпытывать правду и подробности баталии… Локи подмигнул отражению в зеркале. Надо продумать линию поведения. Поселенцев много, каждый из них не упустит возможности доложить царю Асгарда о любой самой незначительной мелочи. И не в интересах Локи обнажать свою истинную сущность. В конце концов, его окружают преступники, которые даже за стены крепости выйти не могут — обычные асы их просто растерзают. О, Локи уже представлял себе, как подожжет это зловонное место, как жители будут разбегаться от него в панике. Красивые мечты, которые, к сожалению, так и останутся только мечтами. Царевич позволил себе вспомнить триумф в Штутгарте: сотни людей стояли перед ним на коленях и внимали его речам. Ему стоило только протянуть руку — и любой из них тут же упал бы замертво. Великолепное действо! Но пока его не удастся повторить. Локи провел рукой по матовому зеркалу — забавной игрушке, привезенной из последней поездки по мирам. Он в кои-то веки сказал Тору чистую правду: отец не наказал его и, кажется, наказывать не собирается. Но он его и не простил. Чего только стоили церемония примирения и сговор с царицей! Локи поморщился, вспомнив встречу с матерью. Сейчас за ним будут следить и выпытывать, что же произошло в бездне? Что же случилось с каскетом? Как он смог овладеть Тессерактом? Важно не дать поймать себя на слове. А еще… Локи глубоко вздохнул. Надо вернуть доверие отца. Любым способом надо сделать так, чтобы он увидел старую иллюзию: тень Тора, ничтожество, не способное самостоятельно и шага ступить. О, как же приятно было дергать брата за ниточки. Да, брат всегда первый, брат лучший, но делал-то брат почти всегда то, на что его науськивал Локи. А главное, с каким упоением доказывал потом отцу, что это была его идея! И ведь сам в это верил. Безнаказанность пленила Локи. Время шло, ставки увеличивались, вертеть братом становилось все легче. Сперва подобное положение казалось блестящим, но потом Локи понял, что сам себя загнал в ловушку: его не наказывали, но и не превозносили. Он защищал брата, одергивал его, придумывал коварные планы, а вся слава доставалась Тору! Кто старше, тот и лучше — так считали все: отец, друзья, двор, сам Тор. Локи стал тенью за спиной сиятельного брата и ничего не мог с этим поделать. Тор заводила, Тор во всем первый, а Локи… А Локи всегда при нем. И так в течение нескольких столетий. А потом ему дали власть, и он почувствовал, что такое командовать в открытую. Стоило сказать «Сделайте так-то», и все мчались выполнять его волю. Потому что он царь. Законный царь. Он был им однажды и станет вновь. И не беда, что сперва придется пожить среди преступников. Локи отвернулся от зеркала и обратил внимание на рабов, которые разбирали его одежду. На просторной кровати лежало черное одеяние, любимое в прошлом. Царевич подошел ближе, взял его в руки. «Странно, что его не положили в могилу». Одежда хранила множество запахов. Запах трона, битв, пиров. Запах той жизни, которая была до смерти. И если ему надо вернуться в ту жизнь… Что ж, он это сделает. Одно мановение руки — и вот уже черно-зеленая одежда сменяется на черную. Локи мельком глянул на себя в зеркало. Теперь только волосы подстричь — и он будет таким, как раньше. Хотя нет. Локи улыбнулся своему отражению, потом нахмурился. Нет, все не то. Он с удивлением обнаружил, что выглядеть как раньше не получится: неуловимо изменились черты лица. Они заострились, и даже улыбка напоминала теперь хищный оскал. Локи перевел взгляд с себя на кубок с медом, стоящий на столе. Почему бы не выпить за будущую прошлую жизнь? За Мидгард, который он, в конце концов, завоюет! За победу! Царевич взял кубок, отсалютовал своему отражению… И тут в дверь постучали. Приказав рабам удалиться в задние комнаты, Локи поспешил к двери, пребывая в полной уверенности, что к нему пришел гость из страны снов. Раиду стоял у порога длиннющего дома, который теперь служил палатами младшему царевичу, и не мог заставить себя не то, что войти, как ко всем всегда входил, а даже постучаться. Его переполняла радость от скорой встречи с кумиром, сочетающаяся с некоторым смущением перед божеством и гневом на несносного мага. Как Хагалар мог позволить себе говорить гадости о Локи! О том, кто был их царем, о том, кто воскрес из мертвых! Раиду сотню раз на дню благодарил провидение за возможность работать с самим Локи, с тем, кого всю жизнь почитал как кумира. Могущественный чародей в царской семье, наследник магии Одина, единственный в мире сын Одина, которому передалась легендарная сила отца всех миров! Раиду был уже не так молод, как хотелось бы, успел насмотреться в жизни всякого и не сомневался в том, что все окружающие его асы, за редким исключением, обладают массой недостатков, препятствующих не то, что дружбе, а даже приятному общению. Все, кроме младшего царевича, истинного кумира. И именно с этим кумиром он теперь будет работать! Естественник многое знал о военных походах сыновей Одина и восхищался тем, как магия выручала друзей в самые страшные минуты. Несколько раз он выбирался в столицу. Несколько раз видел, как Локи горделиво держится рядом с Тором, как приветствует отца и мать. Его деяния были столь значительны в глазах Раиду, что он никому не позволил бы оскорблять царевича. Сознание естественника рисовало Локи самоотверженным героем, который ради брата, ради спасения близких бесстрашно бросался на врага и терпел жутчайшие муки. Когда Локи стал царем после таинственного исчезновения Тора и болезни Одина и провозгласил, что трон — тяжелая ноша, но он мужественно выдержит все невзгоды ради брата, Раиду понял, что этот ас достоин самого лучшего. И вот теперь он может с ним поговорить. И даже, если это будет угодно высшим силам, работать рука об руку, а значит, и видеть, и разговаривать каждый день. Поборов робость, естественник решительно постучался. Послышались шаги, и дверь отворил… Сам Локи! Ученый попятился от неожиданности. На мгновение ему показалось, что вся фигура Локи окутана каким-то странным светом, но потом он понял, что дело в горящем факеле за спиной царевича. — Добрый вечер, ваше высочество, — Раиду склонился в подобострастном поклоне, не смея даже поднять глаза на свое личное божество. Памятуя рассказ Хагалара, он не удивился бы, если бы перед ним закрыли дверь или одарили холодной ухмылкой, однако он услышал невероятно красивый голос: — Поднимись. Я буду жить среди вас и не желаю, чтобы каждый, завидев меня, падал на колени. Передай это остальным. Раиду мгновенно выпрямился. Он не мог поверить своим ушам: царевич, возможный будущий царь, отказывается от почестей? Это невероятно! И несколько портит образ божества. Раиду был бы рад оказывать почести тому, кого считал достойным. — Назови себя, — продолжил Локи, выходя на улицу. — Раиду. Изучаю науку естества, — ответил тот, судорожно сглотнув. — Я один из участников фелага, созданного, чтобы покорить каскет вместе с тобой. Да… Вместе, — он замолчал, почувствовав, что повторяется, и что у него вот-вот начнут гореть уши. Никогда еще он не чувствовал себя настолько неловко и глупо, как сейчас, стоя в паре шагов от бога. Локи кивнул и глотнул меда из кубка. Или это не мед? Отважиться спросить? — Ты услаждаешь себя медом? — Да, — Локи чуть не поперхнулся: это же надо было так оформить фразу, означающую «Ты пьешь мед?». Раиду возликовал: божество говорило с ним, не презирало, как Хагалара. Ну да мало кто способен долго терпеть мерзостные шутки мастера. Может статься, Локи откажется работать с ним, и тогда маг в фелаге будет только один. — Прости, что смею калечить твой слух своими недостойными речами, — Раиду чувствовал, что задыхается, поэтому говорил невнятно и быстро, страшась гнева великого бога. — Нам следует избегать напитков, ударяющих в голову. Артефакты сложно приручить иначе. — Раиду замолчал, будучи не в силах продолжить: вежливо говорить он не только не умел, но и никогда не считал нужным учиться. — Они не всегда сразу пресмыкаются. — Хорошо, что ты предупредил меня — отозвался Локи, недовольно морщась. Это что, он теперь будет обязан подобный бред выслушивать из уст каждого жителя поселения? Они тут что, все сговорились утопить его в этих безумных речах, в подобострастии, граничащем с исступлением? Нет, Локи всегда хотел, чтобы перед ним падали на колени, но не этот сброд, нарушивший строжайшие законы Асгарда. Раиду не смел поверить в свое счастье. Неужели все так просто? Неужели с сыновьями Одина можно вот так вот запросто разговаривать? Указывать на ошибки, и они не будут сразу же гневаться на него, недостойнейшего из асгардцев? Естественник казался себе маленьким мальчиком, впервые увидевшим весенний цветок. Столько открытий за несколько минут! — Расскажи мне все о вашей команде и исследованиях, — попросил Локи, садясь на деревянную скамейку у дома и приглашая ученого последовать его примеру. — Ваше высочество… — начал Раиду, пытаясь уложить в достойные божественного собеседника слова все то, что думал о своих коллегах по фелагу. — Зови меня по имени, — перебил Локи — По какому? — Раиду не смел обратиться к своему кумиру по известному каждому асу имени, так как не был уверен, что этим не разгневает божество. — Ты знаешь мое имя, не так ли? — царевич выжидающе уставился на своего первого тюремщика. — А ты оставишь свое? — неуверенно произнес Раиду, постепенно осознавая, что наследник магии Одина, быть может, совсем ненадолго останется в поселении и поэтому не откажется от своего прошлого. — К чему его менять? — Локи почти начал сожалеть, что ничего не знает о нравах поселения. Он и этот естественник явно говорили на разных языках, и стоило приложить усилия, чтобы тюремщик не раскусил его полнейшее незнание элементарных истин. Раиду чувствовал себя очень глупо. Вещи, которые ему за столетия жизни в поселении казались очевидными, были совершенно незнакомы Локи. — Ваше высочество, наши имена, точнее, прозвища, суть руны, — начал он тихо. — Я подозреваю, что двадцать четыре руны — это слишком мало для вашего… поселения, — хмыкнул Локи, сплетая пальцы в замысловатый замок. — Так и есть, — кивнул Раиду, внимательно следя за руками собеседника: вдруг тот сотворит какое-нибудь заклинание? — Но зато не нужно страшиться, что какой-нибудь нечестивец оскорбит тебя или твою семью. Бывшую семью. — Ты думаешь, что мои прошлое и семью забудут? — приподнял бровь Локи. — Нет, — Раиду поперхнулся. — Прости мои нечестивые речи. — Довольно лживой вежливости! Раиду от столь резкого перехода и внезапной близости личного божества чуть не свалился со скамейки. Он не заметил, как царевич нагнулся к нему, заглянул в глаза. — Покажи мне свою истинную суть! Раиду, не шевелясь, смотрел в глаза бога и, кажется, забыл, как дышать: Локи преобразился за секунду. Он нависал над естественником и, хотя не пытался ударить или даже прикоснуться, Раиду охватил невероятный страх: лицо кумира излучало безумие. Наваждение длилось всего несколько секунд. Локи моргнул, усмехнулся и отсел чуть подальше. Естественник часто дышал, стараясь остановить выпрыгивающее из груди сердце. — Что ты знаешь о команде? — послышался ровный голос бога. Раиду поднял голову: никаких признаков недавней вспышки. Он сглотнул и заговорил очень быстро: — Ивар. Мой брат. По крови. Мы вместе занимаемся созданием артефактов. Нас считают лучшими, — он на мгновение прикрыл глаза, вдохнул в грудь побольше воздуха и продолжил: — Кроме нас еще Лагур. Он сильно старше. И умом тронувшийся. Но гений. Странный гений. Он создал твое облачение. Сам. Беркана. Магиолог. Занимается какой-то несуразностью. Доказывает, что у людей была магия. Все магиологи несуразностью занимаются. Если не помогают в создании артефактов. И Хагалар, наш Вождь. Маг. Высокомерен до безрассудства. Должно быть, вы не поладите. Он ставит себя выше других. — Он проницателен? — перебил Локи. — Мнит себя таковым, — коротко ответил Раиду, боясь задеть бога неосторожным словом. — А от меня вам какая помощь требуется? — заинтересованно спросил царевич, притянув одну ногу к подбородку. Раиду отметил, что это и его любимая поза. — Хорошо бы знать, в какой распре каскет пострадал. — Мой рассказ о бездне не приблизит вас к истине, — ответил Локи. Его голос что-то заглушало. Казалось, будто бог не сидит рядом, а вещает откуда-то издалека, и только шепот долетает до слушателя. — А ты и в самом деле был в бездне? — робко спросил Раиду, не веря, что осмеливается задать такой личный вопрос сыну Одина. — Да, я побывал в бездне и вернулся оттуда живым. — Бог смотрел в одну точку и совсем не казался опасным, скорее усталым. «Он пережил очень многое, возможно, за год прожил то, на что другому требуется не менее ста зим, — подумал Раиду. — И он постарел не телом, так душой». — Я не хочу рассказывать о бездне. Мои знания вам… нам… не помогут, — Локи говорил тихо, мягко, его голос убаюкивал и успокаивал. — Ты нам поможешь? — Раиду не сразу понял, что подобный вопрос, спровоцированный гадкими словами Хагалара, вполне мог показаться сыну Одина неуместным. — Я разделю с вами эту ношу. Мне жаль, что я не знаю, как облегчить вашу задачу, — подтвердил Локи, и не поверить в его искренность Раиду не смог. — Ты маг, — произнес он, едва сдерживаясь, чтобы не дотронуться до плеча божества. — Для восстановления Каскета нужна магическая сила. Её надо правильно направлять… Пусть тебе лучше кто-нибудь из магов подробнее расскажет, я, естественник, знаю о многом только понаслышке. — Мне надо свыкнуться с мыслью, что я живу теперь здесь. — Локи тяжело вздохнул, прикрыл глаза. Раиду отметил про себя, что, видимо, хоть в чем-то Хагалар прав. Во всяком случае, царевич не добровольно покинул дворец. — Я должен узнать ваш жизненный уклад. — Любой поможет тебе, — горячо заверил Раиду. — Что ж, помоги. — На лице великого бога застыла заинтересованная, почти добрая, без тени лукавства улыбка, призванная ободрить собеседника Раиду понял, что еще никогда удача не была к нему столь благосклонна.