Локи все-таки будет судить асгардский суд?
Шрифт:
Сейчас, когда она пришпилена к столбу острейшими кинжалами, которые перерезали не одну сотню хрупких шей, а над ней возвышается лучший из мужчин, ее неукротимое желание возрастало, с бешеной силой ударяя в виски, застилая кроваво-красным туманом глаза, создавая шум в ушах… Воротник защитной одежды царевича был расстегнут и открывал восхитительный вид на горло, плавный изгиб кадыка и пульсирующую жилку… О, как же ей хотелось к ней прикоснуться! Ощутить пульсацию, почувствовать, как кровь, одиннадцатую сотню зим циркулирующая в этом теле, раскаляется, превращается в жидкую лаву, которую так хочется испить до последней капли! Проведя языком по верхним зубам, Черная Вдова подумала, что еще чуть-чуть и сорвется, вопьется зубами в эту шею, разорвет молочную кожу, стенки артерии, попробует, наконец, Локи Одинсона на вкус! Нет, она не будет пытаться собрать кровь в чаши, чтобы потом по капле выпивать
— В следующий раз я вырежу тимьян на твоем сердце, — послышался вкрадчивый шепот, в котором отчетливо слышались нотки безумия, настолько знакомого и любимого, что при соединении с ее собственным создаст единое целое, — предварительно вынув его из груди.
Кинжалы исчезли. Фену с неудовольствием открыла глаза, ощутив, что больше ее у столба ничто не держит. Локи медленно удалялся, будто специально дразня внутреннего зверя. Зрители, так и не посмевшие подойти ближе, неодобрительно качали головами.
— Фену, ты неосмотрительна. — Ивар влез очень некстати: одним своим присутствием прогнал томное наваждение. Он нежно взял ее искалеченную руку в свои. — Раны надо промыть!
Черная Вдова безучастно смотрела на запястье, залитое кровью. Локи, воистину, настоящий художник: он изумительно точно повторил форму цветка, который она носила на шее. Фену мягко высвободила свою руку, поднесла к лицу, слизнула кровь, размазав ее по языку. За столетия, проведенные в поселении, она успела забыть, какая она приятная, приторно-сладкая на вкус. Пускай и ее собственная.
— Прелесть, — тихо прошептала девушка, все еще глядя вслед Локи. — Он будет моим!
Лето — время легких платьев, украшенных несравненными сокровищами, которые могли позволить себе только поселенки мира отверженных. И хотя Беркана никогда не испытывала особой страсти ни к открытой одежде, выдававшей все дефекты ее фигуры, ни к драгоценностям, так и норовившим соскочить в самый ответственный момент, этого лета она ждала с нетерпением. Девушка дрожащими руками открыла небольшой холщовый мешочек, где хранила подарок из мира ванов. Брильянты. Настоящие. Совсем не похожие на алмазы, которые использовались для разрезания особенно твердых поверхностей. Магиолог провела рукой по колье — в первый день лета она покажет несравненную красоту. Теперь все поселение заметит ее, и даже признанные красавицы, вроде Фену, увидят, что именно она обласкана вниманием самого сына Одина.
Беркана не очень понимала, как жить дальше и чего от нее ждут. Когда Локи достал из сумки бесценный алкогольный напиток, дорогущие конфекты и колье, она лишилась дара речи, как и остальные софелаговцы. Подарки были слишком дорогими для опального сына царя. Он своими руками застегнул на ее шее замысловатую пряжку, прошептал что-то вроде «Ты прекрасна» и более не обращал на нее внимания. Но ведь все это не могло быть просто так! Беркана советовалась сперва с Хагаларом, потом с Лагуром, но никто не мог дать ей вразумительный ответ. Хагалар делал вид, что ему нет ни до чего дела, Лагур не отрывался от книжки, состоящей из одних картинок. По крайней мере, Беркана видела в ней только картинки, естественник же утверждал, что там есть текст. На ее расспросы он ответил что-то таинственное, но Беркана так поняла, что ей надо получше присмотреться к сыну Одина.
Так она и поступила. Девушка слышала что-то насчет надвигающихся изменений в родном мире, но пока проход между мирами закрыт, достать что-либо невозможно. Всем пришлось подчиниться воле сына Одина. Раиду поостыл к своим идеям и теперь только и делал, что развлекал Локи. Ивар, работавший
Быть четвертой в компании Беркана быстро привыкла. Она смотрела на Локи и восхищалась им. Он был блестящим во всем, начиная от невероятно идущей ему одежды и заканчивая множеством умений. Он собирал огромные толпы ученых, когда демонстрировал свое искусство стрельбы из лука. «Во имя Адоро» — уже все запомнили эту странную присказку, с которой царевич начинал стрелять. И мало того: он умел голыми руками ловить стрелы, причем даже с закрытыми глазами! В любом соревновании на силу или ловкость он с легкостью побеждал, оставляя соперников далеко позади. В заворотном мире были приняты лошадиные и петушиные бои, а также драки с оружием и без него. Ученые были лишены подобных развлечений, но в их аналогах царевичу не было равных. И ладно физическое искусство, Локи еще и великолепно рисовал, пел, его почерку мог позавидовать любой. Беркана не сомневалась, что и танцевать, и играть на инструментах, и слагать стихи он тоже умеет, просто не хочет хвастаться. Не ас, а само совершенство. Дочь Одина завидовала ему, восхищалась и задавалась вопросом: «Как он умудрился достичь таких высот?». И не она одна. Прочие асы, кто посмелее, спрашивал прямо. Ответы Локи, правда, особой радости не приносили. Он говорил мало и скупо о своей жизни и не жаловался ни на что, но кто, как не она, девушка, слышала за его словами истину. Боль, лишения, голод, убийства — такими методами его заставляли постигать науки и искусства. И хотя Локи почти ничего не говорил непосредственно о своих родителях, все больше упоминая наставников, впечатлительные девушки слышали за его сухой речью то, что хотели услышать, и представляли себе жизнь во дворце как одну нескончаемую пытку.
Беркана поёжилась от воспоминаний. Когда-то она мечтала о дворце, но не теперь, когда видела того, кто в этом дворце жил: вышколенное совершенство, которому осталось не так и долго. Она завидовала его умениям и боялась их. Хагалар на все её попытки поговорить только шипел что-то насчет того, что сотни сменяющих друг друга наставников никогда не научат ребенка тому, чему может научить всего лишь десяток настоящих мастеров. Беркана не спорила, хотя и не могла понять: чему еще можно было учить Локи, он и так само совершенство.
В последнее время исследования Каскета почти сошли на нет. Раиду, Ивар и Лагур готовились к какому-то решающему шагу и ни с кем не делились деталями своего плана. В свободное же время братья предпочитали проводить в играх с несколькими неполными колодами карт. Играть с царевичем в карточные игры было не менее интересно, чем во все прочие.
Начало очередной партии объявила семерка. Ивар, не долго думая, положил вторую, Раиду третью, Беркана добавила четвертую. Ход перешел к Локи. С него бы сталось положить пятую, но вместо этого он всё покрыл и выкинул. Семерки были самыми страшными картами — в огромной колоде их было больше всего, поэтому обычно они ходили по рукам до самого конца. Фелаг использовал более чем две сотни карт, но даже в таком несметном количестве Локи прекрасно ориентировался. Ученые играли ради забавы и не думали ни о чём, а Локи просчитывал каждый ход. Правда, против пяти восьмерок он ничего не смог сделать. Прошли еще полный круг, если не два. Беркана внимательно следила за лицами своих соперников, пытаясь по ним прочитать, кто что задумал. Она знала, что Раиду не будет заваливать Локи, но не более того. Царевич положил очередную семерку. Ивар ответил восьмеркой.
— Зачем? — недоуменно спросил Локи. — Тебе не стоит мне поддаваться. — Он выбросил на стол еще пять.
— Я не знал, что они у тебя есть. — Ивар забрал карты. — Моя память не столь совершенна.
— Почти все наши карты уже побывали на столе, — хмыкнул Локи.
— И ты можешь их все определить и назвать? — поинтересовалась Беркана.
Локи протянул руку и, указывая на каждую карту, повернутую к нему рубашкой, безошибочно определил и масть, и достоинство.
— Рассудка можно лишиться! — воскликнул Раиду, забирая сразу двух царей одинаковой масти.
— Раньше приходилось запоминать и не такое, — пожал плечами Локи, Раиду, тем временем, попытался завалить Беркану десятками. Пришлось пожертвовать тремя всесильными царями, чтобы отбиться и атаковать Локи девяткой, которая, правда, по мановению рук Локи и Ивара растроилась и оказалась у Раиду.
— А мои карты сможешь назвать? — сидящий неподалеку Хагалар поднял руку с зажатыми в ней тремя картами с одинаковой обложкой.
— Три царевича? — спросил Локи небрежно.
— Ты слишком хорошего о себе мнения, — произнес Хагалар, кидая на стол трёх разномастных асов. Они вспыхнули ярким пламенем, оставив за собой кучки пепла.