Локи все-таки будет судить асгардский суд?
Шрифт:
— Локи, — громом разнесся по комнате тихий голос отца, — подойди.
Царевич высоко поднял голову, стараясь не поддаваться панике. Подойти? Но куда? К Всеотцу? Или же просто выйти в центр арены? Он приложил титанические усилия, чтобы сделать несколько твердых шагов, звук которых, казалось, эхом отражался от стен. Заставляя себя отвлечься от страшных картин расправы, поверженный бог вышел на середину комнаты и замер точно между тремя креслами. Ощущал он себя висельником перед казнью. Застыв, он недоуменно вскинул брови, не смея раскрыть рта, чтобы спросить, следует ли ему подойти еще ближе или остаться на месте?
Лицо Одина
— Тор, — Всеотец повернул голову к старшему сыну, — изыми его оружие.
Локи едва сдержался, чтобы не выдать своего отчаяния. Забрать оружие. Царская семья уже боится, что он нападет на них прямо в их же покоях? Да кем они его считают: бешеным псом, чудовищем? А ведь он и есть чудовище.
— Брат.
Локи не заметил, как Тор остановился в паре шагов от него и протянул руку. Что ж, противиться воле Одина бессмысленно, затевать еще одну драку с Тором глупо. Локи отцепил пояс с кинжалами, с которым обычно не расставался. Кинжалы были его единственным оружием, Отец это прекрасно знал, так что обыскивать не станет. Да и обыскивать многослойное одеяние царевича почти невозможно. Если только не заставить его переодеться во что-то. В тюремную робу, например.
— Ты нашел в себе силы вернуться в Асгард, — произнес Один, пристально глядя на свою жертву. — Это достойный поступок.
Локи вздрогнул и медленно поднял лицо, встречаясь глазами с царем. «Он знает. Доносчики-вороны!» — пронеслось в голове. Царевич бросил на Тора быстрый взгляд, потом одним резким движением вынул ножны с отравленным кинжалом и отдал брату. Теперь он был безоружен и ощущал себя так, будто нагим вышел на поле брани. Эта мысль оказалось очень болезненной: царская семья считает его бесконтрольным чудовищем, а он их чуть ли не своими врагами.
Тор, не произнося ни слова, сел обратно в кресло. Кинжалы Локи он положил к себе на колени. «Они обо всем договорились заранее», — мелькнула паническая мысль.
В комнате воцарилась тишина. Локи не знал, ждут ли от него речи или же истязают молчанием. Он мужественно смотрел на отца и надеялся, что на его лице не отражалось того отчаяния, которое он позволил себе, вися над Бездной.
— Локи, зачем ты сорвал коронацию? — наконец, нарушил тишину голос Всеотца.
— Что? — тут же послышался удивленный возглас Тора.
Отец начал с такой мелочи? С коронации Тора? Что ж, это может быть шансом на спасение.
— Чтобы доказать, что Тор не достоин править, — проговорил Локи твердо и решительно. Он знал, что поступил правильно, и он должен был убедить в этом отца. — Я спас Асгард от его безумного правления. Ты знаешь, что я прав! — Локи приближался к креслу Одина легкой походкой; страх и отчаяние сменял привычный азарт словесной битвы, которые так любил царевич. Сейчас ставкой этой баталии была жизнь, что усиливало его пыл, позволяя полностью погрузиться в собственные чувства, даже позволить себе поверить в них сполна. — Я укрыл ётунов и провел их в хранилище оружия, я подговорил Тора обойти твой запрет и пойти в Ётунхейм. И я спас его жизнь, рассказав стражнику о нашем походе. Ты сам признал, что в таком глупце Асгард не нуждается!
Локи резко замолчал, замерев в нескольких шагах от отца. Если бы он не пытался совершить самоубийство, то мог бы говорить красивее и дольше, но он был слишком вымотан страхом
— Брат! — воскликнул Тор, не скрывая ярости и презрения. Локи сверкнул глазами в его сторону, словно говоря: «Могучий Тор, у тебя еще будет шанс отплатить мне». Вмешиваясь в речь младшего, он мог завести его игру не в то русло и разрушить хрупкий настрой, который помогал Локи говорить с таким жаром, отстаивая собственную жизнь.
Один встал с кресла, как показалось Локи, тяжело, но это была только иллюзия. Отец богов и людей мог одной рукой удерживать обоих сыновей над бездной, так что в его силе не стоило сомневаться.
— Ты был прав, Локи, — произнес он медленно, будто зачитывая приговор преступнику, — ты был прав, считая, что Тор не готов.
Один медленно приближался, будто огромная волна, готовая снести своей массой все деревья и жилища попадающиеся на пути. Локи сжал руки в кулаки, готовясь стоять насмерть. Он не отступит перед величием отца.
— Но ты подумал, что сам достоин короны, — Один растягивал слова, делал огромные паузы, но его речь была монотонной и безэмоциональной, так что пугала гораздо больше криков и угроз. — Ты чуть не погубил свою мать. Она могла пасть от руки Лафея. Ты опустошил город в Мидгарде. Из-за тебя чуть не погибли Тор и его воины. Более того, ты хотел убить брата, чтобы стать настоящим наследником престола.
Локи не сразу понял, что он медленно, но отходит к стене и остановиться уже не может. Как хищник загоняет жертву в расселины, так и Один заставлял сына отступать.
— Ты хотел разрушить Ётунхейм, лишить жизни невинных. Вверенным тебе копьем ты убил царя ледяных гигантов, с которым у нас было заключено перемирие. Из-за тебя разрушен Радужный мост, символ единства девяти миров, а страж ворот серьезно ранен и не может более нести службу.
Локи ощутил, что отступать уже некуда, коснувшись спиной холодной стены. Слова отца, казалось, доходили до него сквозь плотный слой воды набором грозных бессмысленных звуков. Единственным желанием загнанного в угол царевича было оказаться как можно дальше отсюда, даже в этом проклятом Ётунхейме, только бы не видеть наступающего на него Всеотца. Забиться в самый дальний, темный и пыльный угол, притянуть колени к груди, закрыть голову руками, именно так, как его учили защищаться под градом ударов, и забыться, чтобы не слышать обвинений, хлеставших как плети, от того, ради кого он так старался! Локи уже смирился с тем, что его казнят. Вот прямо здесь и сейчас на глазах у брата и матери, а голову водрузят на пику у дворцовых ворот, чтобы любой мог увидеть перекошенное в смертной муке лицо того, чье правление продлилось несколько ночей. В отчаянии он бросил быстрый взгляд на кинжалы в руках брата. Если бы тот положил их на стол, можно было бы одним резким прыжком оказаться рядом, схватить их, но…
— Ты даже не можешь достойно ответить за свои действия передо мной и Асгардом, — отец поймал его взгляд и тут же озвучил те самые мысли, которые крутились в голове его младшего сына.
И хотя Локи был выше Одина, ему казалось, что отец возвышается над ним подобно грозовой туче. Хотелось сделать хоть что-то, но слова, столь легко сплетающиеся в витиеватые предложения, не хотели приходить. Эту битву он проиграл, сделав всего один преждевременный выпад. Отступать тоже было некуда, а позорное бегство не продлилось бы и минуту.