Лом
Шрифт:
Мне в принципе была интересна эта тема, так как огромной проблемы с наркотиками у формикадо не было. Та же боевая химия — тот ещё наркотик, да и всякие военные энергетики и болеутоляющие — тоже можно смело отнести к этой категории. Бывало, что некоторые формикадо подсаживались, но со сменой тела часто проходила и зависимость. Поэтому если кто-то что-то употреблял, то это не было какой-то серьёзной проблемой. У формикадо это очень редкое явление. На Земле же всё иначе. Тут наркоман — это всегда проблемы в семье и личной жизни. И вокруг этого всего очень много горя и всяких расстройств с эмоциями.
— А с кем бороться надо: с наркоманами или с продавцами?
— Да со всех сторон надо бороться. Проблема многогранная. Если вся деятельность неправильная, то надо
— Смотрели несколько документалок. Жесть, — ответил Славик.
— Ну, так вот, концлагерь — это организация, в которой все сотрудники помогают ему эффективно работать. Вклад каждого в итоговый результат можно оценить в процентах. Возьмём Освенцим, там было по минимальным подсчётам уничтожено миллион четыреста тысяч человек. Предположим, вклад кухарки в итоговый продукт этой организации составляет одну сотую процента, завхоза — две сотых процента, охранника — одну десятую процента, хорошего управляющего — двадцать процентов, идеологи в лице Гитлера и Геббельса увеличивали его эффективность на двадцать пять процентов и так далее. Я проценты сейчас просто выдумываю, но каждый, кто там работал, имел свою долю в этих почти полутора миллионах жертв. Суть вы поняли. — Славик и Димон кивнули. — Получается, что кухарка со своей одной сотой процента эффективности имеет на своём счету сто сорок зверски убитых человек. Завхоз двести восемьдесят. То есть нет большой разницы: зарезала бы она сто сорок человек лично или просто работала кухаркой в Освенциме. Если бы она не помогала этому лагерю, то эффективность организации под названием Освенцим была бы чуточку меньше. И было спасено почти полторы сотни человек. Не спасено, а просто руки бы не дошли их убить. Так или иначе, они бы выжили. Какое наказание, за убийство сотни человек?
— Повешение через расстрел на электрическом стуле, — задумчиво ответил я через Славика.
— И тем не менее, вряд ли кто-то задумался наказать кухарку, уборщицу или завхоза Освенцима, — отец немного задумался. — Есть много критериев оценки вины или ответственности, но согласись, что и такой подход имеет право на жизнь.
— Спорить не буду. Имеет.
— Давайте считать дальше, парни. Димон, ты с телефоном, погугли, сколько в России в год смертей от наркотиков.
— Четыреста пятьдесят тысяч в год, — сообщил Димон цифру из первой попавшейся статьи.
— Ага, пусть столько. Четыре с половиной миллиона за десять лет. За сорок лет — это примерно население Москвы. Получается, что каждый участник деятельности по покупке и продаже наркотиков делает свой вклад в этот итоговый результат. Свою долю процента. Наркоманы думают, что они убивают только себя, хотя члены их семей с ними бы поспорили, но если следовать моей логике, а почему бы ей не следовать — это же логика, то каждый покупающий наркоту кого-то убивает одним лишь участием в этой деятельности. Каждый «безобидный» извращенец, «всего-навсего» просматривающий детское порно, напрямую влияет на количество убитых и покалеченных детей, использованных в съёмках. Поэтому внимательно смотри, в чём ты участвуешь, чему помогаешь, чему вредишь. Иначе можно стать завхозом Освенцима. Или кухаркой.
— Пап, тебе логика помогла стать хорошим программистом? — поинтересовался я через Славика.
— Логика — она просто есть. Для программиста
— Ты крут, пап! — совершенно искренне отметил я.
С отцом-хомо мне повезло. Он мог показать совершенно неочевидную, но важную сторону какого-то явления. И это хомо, который не обладает такой обширной памятью, как я.
— Пап, если бы ты мог, как Бэтмен наказать преступников, ты бы это сделал?
— Если бы от преступников пострадали мои друзья или семья, я бы, наверное, постарался совершенно по-человечески отомстить. Но имея возможности и подготовку Бэтмена, я бы по-другому боролся с преступностью. Пока что системные действия государства по наказанию преступников приводят к росту преступности. Не факт, что наказание — это хороший способ. Но и не факт, что плохой. Может быть, рост преступности был бы больше, если бы наказания не было. Но возвращаясь к твоему вопросу. Месть — это личное, это не наказание. А системное наказание — это когда ты наказываешь человека, которого толком не знаешь. Последнее не помогает почувствовать себя лучше. Вася что-то украл у Пети. Ты вообще не в курсе истории их взаимоотношений. Но ты судья и должен посадить Васю в тюрьму. С чего тебе радость от этого испытывать?
— А месть помогает?
— Конечно. Если не отомстил, то не доволен, а когда отомстил, то доволен или как минимум удовлетворён. Мстить — это нормально. Это личное. Как любовь, месть нельзя навязать. Это что-то, что ты решаешь сделать сам. Часто человек имеет право отказаться от мести. Так что это нормально. Когда ты понимаешь, что ты можешь мстить, а можешь и не мстить, всё становится просто.
— А ты мстил, пап?
— Конечно. Но не жестил, мне кажется. Ведь, кто помешан на мести? Те, кому сделали очень больно. Если ты прям очень сильно хочешь отомстить, то тем самым признаёшь, что пропустил удар и что тебе было очень-очень больно. Месть — это всего лишь «вернуть боль». Это в какой-то степени признание слабости и перекладывание ответственности. Например, месть конкурентам. Если мстишь, то тем самым признаёшь, что они были круче. Иногда на месть, кстати, просто нет времени. А иногда… — отец немного нахмурился, — иногда понимаешь, что отомстить надо. Но тот, кто всегда всем всё припоминает и на каждый косяк в его сторону отвечает так, будто ему всю семью вырезали, этот человек — трусливый слабак или просто мудак. Только маме не говори, что я так выражаюсь.
— Понял. А как бы ты с преступностью боролся? — мне не самый глупый хомо попался в отцы, так что было интересно послушать его мысли, пусть это и классические разговоры на кухне.
— Сначала бы собрал все данные об этом явлении. Статистику. Потом бы разработал или просто взял готовые несколько социальных программ и внедрил их в разных районах города, собрал статистику, какая программа лучше всего влияет на уровень преступности. Выбрал бы самую эффективную. Под социальной программой я имею в виду всё, что угодно, что может повлиять на уровень преступности. Избиение преступников на месте преступления — это один из вариантов. Например, в Юбутово бы работал классический Бэтмен, карающий всех резиновым кулаком, в Северном Бутово читались бы лекции о вреде наркотиков и преступном образе жизни, в Чертаново бы оставил классическую полицию. Иногда не знаешь, что сработает. В итоге самое эффективное решение распространил бы широко. У Бэтмена же полно денег, он бы такое потянул.
— А если человек без денег?
— Как человек-паук?
— Ненавижу пауков, но да, как человек-паук.
— Не знаю. Заработал бы денег! Но если серьёзно, то постарался бы как-то нарушить деятельность организации, которой противостою. Для этого, опять же, надо её изучить. Это может быть срыв сделки, влияние на руководство, создание конфликтной обстановки среди ключевых лиц. Это даже без насилия. Но с насилием, конечно, лучше, — улыбнулся отец. — С насилием возможностей больше.
— Ты одобряешь насилие, пап? — удивился я. — Ты же мирный человек!