Лом

Казаков Павел

С удивлением наблюдал, как мои «бестелесные» конечности проминают дерево, которым был отделан дверной проём. Как интересно!

Пережить ночь удалось уже легче, чем в первый раз, я выработал навык сопротивления странному воздействию. Хотел поэкспериментировать с создаваемым мысленно телом Пятого, но стоило ослабить концентрацию и хватку, как меня тянуло вверх. Тем не мнее удалось понять следующее. У меня получается создать что-то типа копии тела Пятого из чистой силы. Это тело теряло прочность и исчезало, стоило ослабить концентрацию, но при надлежащем уровне сосредоточенности мой новый Пятый получался весьма мощным. Что ж я раньше то таким образом не экспериментировал? Только тело потеряю, как сразу новое беру. А тут вон какие возможности открываются.

Хотя я же никогда не терял все тела разом, поэтому откуда мне было знать, что я так умею.

Хомо проснулись. Самец оделся и, поев, ушёл, а самка стала заниматься своими делами. Поскольку давление спутника уже пропало, я чувствовал себя пусть и некомфортно, но более-менее сносно. Делать было нечего, поэтому я стал экспериментировать и пытаться повлиять на вещи махая своей «вымышленной» конечностью, постепенно мысленно её уплотняя. Я махал конечностью, пытаясь ударить по чашке. Сначала конечность проходила сквозь чашку, потом чуть-чуть её сдвинула. Я сделал конечность максимально плотной и как следует ударил по чашке. Эффект был, как если бы я это сделал, будучи в полноценном теле. После моего удара чашка пролетела через всю кухню и, ударившись о стену, разлетелась тысячей осколков. Это не осталось незамеченным находящейся тут же самкой. Она заорала и подпрыгнула, выронив тарелку, которую перед этим мыла. Потом самка удивлённо охнула и опустила голову, глядя себе на живот и ниже. На её штанах между ног появилось мокрое пятно. Отвратительно…

Через час она уже лежала в том же помещении, где перед этим обзавёлся телом принц. В комнате опять присутствовали бестелесные хомо, и это могло стать проблемой. Если возьму одно тело и испытаю шок, то кто-то из них сможет в это время своровать второе моё тело.

«Эй вы, хомо, валите отсюда!» — телепатически обратился я к присутствующим. Меня не услышали, но вроде как почувствовали. В любом случае никто не сдвинулся с места. Всё их внимание было зафиксировано на самке. Тогда я опять создал Пятого и просто схватил ближайшего бестелесного хомо, подошёл к окну и вышвырнул его наружу. Вместе со стеклом. Персонал учреждения и самка переполошились, но процесс вытаскивания детёныша из живота не дал им сильно отвлекаться. Я же тем временем стал хватать и выкидывать в окно остальных бестелесных конкурентов. Некоторые пытались увернуться, от чего я промахивался и иногда сбивал какие-то предметы со столов. Самка и сотрудница, что ей помогала, испускали отчётливые волны страха. Я же, не обращая на них особого внимания, выкинул последнего конкурента, после чего принялся ждать развития событий.

Самки кое-как успокоились, но потом волна боли снова накатила на ту, что должна была родить, она закричала, уже мало вспоминая о том беспорядке, что я тут устроил.

Итак, лезет голова первого. Лезет… Лезет… Вылезла! Вот уже шея.

Беру! Я проникаю внутрь тела, одновременно желая захватить контроль за всеми системами организма. И у меня получается. И это шок! Боль! Болит везде!

— АААААААААААА!!! — я ору и слышу звук своего голоса.

Меня хватают и куда-то кладут. Я в шоке, но я должен успеть что-то ещё. Только я не помню, что. Зачем я здесь? Мне плохо! Кто я? Где я? Я что-то должен, но я полностью забыл, что! Сказать, что это была паника, значит ничего не сказать. Хотя чего там… Нормально. Паника — правильное слово, подойдёт. Просто очень сильная и всепоглощающая паника. Абсолютная, затмевающая сознание. И память. Что-то с памятью. Я забыл что-то очень важное!

Я не хочу здесь быть! На этой мысли я частично вываливаюсь из тела, при этом осознаю, что оно осталось моим. Оказавшись вне этого мерзкого вонючего куска мяса, я мгновенно вспоминаю всё. Надо захватить второе тело! И тут я замечаю, что это самое второе тело уже почти достали из самки. И ещё я успеваю заметить, что в него вот-вот нырнёт непонятно откуда взявшийся тут бестелесный хомо.

Но что такое скорость хомо по сравнению со скоростью того, кого они презрительно именуют инсектами. Я быстрее! На тебе жалом по жвалам, паучья отрыжка! Я сам не заметил, насколько

быстро воссоздал Пятого. Отшвыриваю неудачника своей лишь частично виртуальной конечностью, при этом в сторону летит также стол с инструментами, и ныряю во второе тело.

Жуткая боль! Шок. Все системы работают не так! Меня вертят, со мной что-то делают, наказывают. Бьют, обливают водой. Зачем? Мне плохо. Мне плохо в квадрате, так как все эти болезненные манипуляции приходится терпеть в двух телах. Но я всё-таки сохраняю сознание и понимание ситуации. Боль есть, но паники и потери памяти нет. Терпимо. Это не в паучьей кислоте искупаться. Получилось! Но как же, паучье дерьмо, больно!

Я ору! И я слышу свой крик. Мерзкий звук. Никак не напоминает тот мелодичный хруст и щёлканье, что я привык издавать. Мне плохо, а вот у окружающих эмоции исключительно положительные. Это успокаивает. А потом меня в обоих экземплярах кладут на грудь к женщине, и я засыпаю. Последняя мысль перед тем, как отрубиться, была: «Я теперь хомо, дерьмо паучье!»

Глава 3

Первые несколько дней я привыкал к новым телам. Да я и через несколько дней к ним не привык, просто уже хотя бы немного разобрался с тем, как там что работает. Конечно, абсолютная беззащитность и беспомощность меня бесила. Да, были положительные моменты, которые перекрывали весь негатив от ситуации: я жив, у меня два тела, сбежал от преследователей, нахожусь в относительной безопасности, но как же это всё мне чуждо… Эта мягкость внешнего покрова… Внутренний скелет… Чрезмерная чувствительность, легко переходящая в боль… Как эти хомо вообще живут?

Ещё через пару недель я более-менее освоился с питанием и функциями тела. Определил, как происходит процесс пищеварения и построения тела. В теле хомо было что-то вроде встроенной системы развития, которая подчинялась приказам, но сама по себе была абсолютно ленивой. То есть если не направлять самому процесс и не ставить чёткие задачи, то тело формировалось с минимальным функционалом и скорее всего было бы очень слабым. А быть слабым — это неприемлемый для меня вариант, поэтому я, как только разобрался с функционалом, постоянно концентрировался на правильном формировании костной ткани и скелета, мышечных волокон и связок. Эта внутренняя система, отвечающая за построение тела, охотно подчинялась приказам, позволяя мне всего лишь задавать общее направление развития, но при этом не погружаться в химию происходящих процессов. Я посылал импульс о необходимости укрепления связок, потом мог наблюдать, как они постепенно укрепляются. Процессы эти были относительно не быстрыми, но так было даже удобнее — можно вмешаться и что-то по ходу скорректировать. В общем, не давал телу расслабляться. Есть при этом приходилось больше среднего. Самка, которую я всё чаще про себя называл «мама», не справлялась с моим аппетитом, используя всего лишь своё молоко, и подкармливала искусственным питанием, которое, впрочем, было вполне себе питательным.

В общем, всё, что я мог, это лежать, есть, спать, писать, какать и наблюдать, как самец и самка занимаются решением вопроса, который касался меня напрямую, хотя и не сказать, что был для меня принципиально важен.

Я уже немного начал понимать этот язык. Поэтому быстро вник в суть спора. Вот, например, прямо сейчас самец выслушивал очередную порцию аргументов от самки-мамы:

— Потап, ну нельзя называть близнецов Вячеслав и Дмитрий! Это вообще несерьёзно!

— Да я и не хочу их называть Вячеслав и Дмитрий! Это будут Славик и Димон. Нормальные пацанские имена.

— А чем тебе Арсений и Игнат не нравятся? Ты посмотри, что они означают! Арсений — мужчина, мужественный, а Игнат — от «огонь». Ну, классно же! Красиво.

— Галя, я как Потап очень хорошо знаю, что значит быть Игнатом. Это один хрен. Пусть парни растут с простыми именами. Если они чего-то добьются, то не из-за имени, а из-за мозгов.

— Ты не понимаешь силу имени…

— Если уж у имени есть какая-то сила, давай тогда сразу Зевсом и Гераклом назовём.

— Это вообще-то отец и сын, а у нас тут братья.