Лотос, рожденный в грязи
Шрифт:
– А мальчиков в монастыре оставляли? – спросила Тина, которой нужно было как-то перейти к деликатной теме о сексуальной эксплуатации, но она не могла решиться и произнести это.
– И мальчиков оставляли. Но они жили отдельно от девочек, мы даже на послушаниях не встречались, у них свое было. Только в свободные часы разрешалось играть вместе, а это с шести до семи вечера, и все. Потом молитва и отбой, как в лагере. Но при этом всегда присутствовал кто-то из взрослых, чаще мать София – чтобы «греха не вышло», как духовник говорил. А какой грех на уме у двенадцатилетних детей? В прятки играть? – Лиза вздохнула. – Они же сами в нас это подогревали то разговорами, то какими-то книжками. Знаете, что самое страшное в этом монастыре? Книги.
– Почему? – удивилась Тина.
– Потому что это не те книги, которые вы, например,
Лиза замолчала, глядя перед собой и нервно покусывая нижнюю губу. Тина испытала чувство неловкости за то, что ей приходится заставлять девушку заново переживать неприятные моменты из детства.
– Лиза… если вы не хотите больше говорить… – но та перебила:
– Нет, я должна рассказать. Я чувствую, что вы можете помочь кому-то, кто там остался, я должна быть с вами, должна дать вам все, что могу.
– Давайте тогда отвлечемся от… этого, – запнулась Тина, не сумев подобрать нужного слова. – Поговорим о том, как добираются до монастыря. Я слышала, что там вообще нет транспорта?
– Никакого, – с каким-то облегчением выдохнула Лиза, как будто обрадовавшись смене неприятной темы на более нейтральную. – Мы с бабушкой поездом до города N ехали, там в условленном месте ждала машина. Ехали долго, в крытом фургоне, потом ночевали в деревне… Небольшая деревня, несколько домов всего, и живут тоже последователи духовника. Утром нас на лодке через реку переплавляли – на моторке, знаете? Мне тогда было очень страшно, я все время за бабушку хваталась, боялась, что лодка перевернется и мы утонем. А она мне сказала: «Лиза, если Величайшему угодно, то и воды не надо, на суше сгинешь, не бойся ничего, посмотри вокруг лучше». А там, действительно, красота неописуемая… Я такое видела в магазине – знаете, есть картины из янтаря? Ну, когда на рисунке отдельные фрагменты выложены маленькими осколочками камня? – Тина кивнула. – Ну вот. Там так и было – река широкая, а по берегам деревья стоят желтые, осень же была… Кое-где уже листья облетели, а где-то еще нет, и вот это все такое красивое, аж дыхание перехватывает. И ели зеленые… Я смотрела-смотрела да и заплакала. Но не потому, что было по-прежнему страшно, нет. Появилось ощущение, что я еду в сказочное королевство. Только кто же знал, какая на самом деле там будет сказка…
Лиза встала и подошла к окну, снова обхватила себя за плечи и с опаской посмотрела вниз. По ее напряженной спине Тина видела, что девушка испытывает страх, но борется с ним, старается преодолеть, избавиться.
Постояв так пару минут, Лиза повернулась лицом, уронила руки вдоль тела:
– Помогает.
– Что помогает? – не поняла Тина.
– Это упражнение такое, – объяснила Лиза. – Психолог посоветовал. Когда чего-то боишься, пробуй потихоньку смотреть этому в лицо. Не резко, а постепенно, тогда страх с каждым разом будет все меньше и окончательно уйдет. Я боюсь высоты – это помимо моих прочих психологических отклонений, вот и стараюсь, когда выпадает случай, понемногу изживать. Помогает. Сегодня я боялась уже меньше, чем когда впервые вот к такому окну подошла.
– Вы давно с психологом работаете?
Лиза вернулась на диван, села, каким-то машинальным, словно заученным движением, расправила юбку на коленях:
– Да. Как раз с тех пор, как приехала сюда, в Москву. Мне
«Да там же копейки», – подумала Тина, совершенно не представляя, как можно выжить в городе на половину студенческой стипендии, когда вообще ниоткуда нет помощи.
– Чем же вы питались при таком минимальном количестве денег?
– Быстрорастворимой лапшой. Иногда покупала сухое молоко, его можно было разводить водой, хватало надолго, – Лиза произносила это спокойно, словно говорила не о себе. – Очень хотелось фруктов – в монастыре такое под запретом, только для гостей, и не дай бог хоть кусочек, хоть ягодку… Я нашла очень дешевый магазин, где в конце дня выкладывали уценку – знаете, яблоки с битыми бочками, подгнившие груши… это все стоило совсем недорого, я брала несколько штук, вырезала все испорченное. Иногда, если мать Анастасия была в хорошем настроении, она меня чем-то угощала – кашей или супом, если оставался. Но это всегда было так… унизительно, как будто я милостыню прошу…
– И что, в институте никто не видел, как вам тяжело? Я так понимаю, ваша бабушка тоже не помогала?
– Бабушка к тому времени умерла уже. Как раз после первой сессии. И вот тут на меня духовник насел – возвращайся, зачем тебе эта учеба, испортит тебя какой-нибудь ухарь в этом сатанинском городе… Я ведь должна была проводить в монастыре все каникулы и все длинные выходные, когда больше двух дней, такое условие духовник выдвинул, когда отпускал учиться, – объяснила Лиза. – Я приехала на каникулы после похорон бабушки, ну и началось… Он против меня всех моих монастырских подружек настроил, запретил общаться, разговаривать. Представляете, каково это – живем в келье вчетвером, а трое со мной вообще никак не общаются, даже не смотрят в мою сторону. Сама что-то скажу или спрошу – делают вид, что не слышат. Изоляция… Духовник надеялся, что я не выдержу. А я ведь полгода почти уже в городе прожила, посмотрела, какая бывает жизнь – вообще не похожая на нашу, и ничего, все без рогов ходят, и хвостов нет, и копыт. Нормальные люди, хоть девчонки носят джинсы, красятся, волосы стригут коротко. Я уже плохо представляла, как снова вернусь в монастырь, начнутся службы, повинности, молебны… Гости эти… женщины будут смотреть как на третий сорт, как на зверей в зоопарке… а мужчины оценивающе, как будто мясо на рынке выбирают…
Лиза умолкла, потянулась к чашке, но там было пусто, и Тина быстро встала, принесла чайник:
– Спасибо, – девушка сделала глоток. – В горле сохнет все время… Психолог говорит, что это невысказанная обида, а как невысказанная, я же вот вам рассказываю…
– В кабинете просто душно очень, – тихо сказала Тина, возвращаясь на диван. – Лиза… а вот вы сказали – постоянно кто-то выпадал из круга общения, это что значит?
– Разное. Кто-то отправлялся в дальний скит, мальчики большей частью на прииск.
В голове у Тины словно вспыхнула красная лампочка на слове «прииск». Выходило, что Геннадий не врал, а она сама оказалась права в том, что вербовщики туда тоже присматривают людей.
– А что за прииск?
– Мне всегда казалось, что это просто такое наказание, но для парней. Для девушек существует дальний скит, а для парней – прииск. За тяжелые провинности туда отправляют, накладывая жесткую повинность. Повинность за провинность… – усмехнулась Лиза невесело. – А какие особые провинности могли быть в монастыре? Но вот был случай, когда двух девчонок застали сидящими на лавке с парнями после отбоя. Ой, что было… На утренней молитве их впереди всех поставили, духовник долго распинался, какой тяжкий грех они совершили, как должны гореть в аду за свой проступок… Но даже не это самое отвратительное. Виновными назначили девчонок – духовник так и сказал, совратили невинных. Они даже не целовались, не в обнимку сидели – какое «совратили»? Девчонок отправили в дальний скит, больше никто их не видел, а парням ничего не было. Правда, один потом попался на краже, вот его услали на прииск.