Лотос, рожденный в грязи
Шрифт:
– Как мне помешала. Думаешь, почему мама ушла?
– Я вообще об этом не думаю, – отрезала она.
Снежана действительно никогда не возвращалась мыслями в тот день, когда за матерью закрылась входная дверь. Она, даже став постарше, не пыталась понять, разобраться, нет. Для нее было очевидно – мать ушла и бросила их. Все. О чем тут думать?
– Не думаешь? – немного растерялся Константин Викторович. – Надо же… а мне казалось… ну, ты девочка…
– Пап, какая разница – девочка, мальчик? Что, будь я сыном, она не ушла бы?
– Снежа, она не от тебя ушла. Она ушла от меня, от моей
– Она за тебя замуж что, под наркозом выходила? – зло спросила Снежана, закрывая воду и беря полотенце. – Она не знала, где ты учишься и кем будешь? Надеялась, что после школы милиции генерала сразу присвоят?
– Снежана, никогда не говори в таком тоне о матери, я запрещаю, – чуть повысил голос отец. – Я повторяю – она ушла не от тебя. Ты не имеешь права…
– Нет, папочка, имею! Имею – потому что это я, а не она, сидела с тобой, когда ты после ранения поправлялся! Сколько мне тогда было, помнишь? Восемь лет! И мне было так страшно, что ты умрешь, что я дышать полной грудью не могла, боялась, что тебе воздуха не хватит! Она бросила нас обоих – тебя и меня, вот и все. И не надо в благородство играть! Ты, может, простил, а я никогда не прощу. Нельзя предавать тех, кто тебя любит!
Она в ярости отшвырнула полотенце, подскочила к окну и открыла его настежь. В кухню ворвался запах лета, цветущих под окном на клумбах каких-то медовых цветов, шум вечернего города, еще не собирающегося отходить ко сну. На плечи сзади опустились отцовские руки, он прижался губами к ее макушке и стоял так, не шевелясь.
– Пап… – пробормотала Снежана, почувствовав вдруг жгучий стыд и раскаяние за свои слова. – Пап, прости меня…
– Это ты меня прости, – глуховато произнес отец. – Я даже подумать не мог, что ты носишь в себе такую тяжесть…
Снежана развернулась, обняла отца, прижалась лицом к домашней футболке, пахшей знакомым с детства одеколоном.
– Нам ведь было и вдвоем неплохо, правда? – пробубнила она в грудь Константину Викторовичу. – Ну, няня тоже, конечно, много сделала…
– Ты бы позвонила ей.
– Завтра позвоню. И, пап… ты не волнуйся, Мишка все понимает. У него самого профессия не из простых, хирурги ведь тоже много работают. Мы справимся.
– Ну, дай бог…
Они не справились. Отец оказался совершенно прав, когда предупреждал, но Снежана до последнего не хотела верить в это. После окончания учебы она начала работать оперативным сотрудником, старалась не опозорить отцовскую фамилию. У нее получалось, мешал только характер.
Михаил тоже работал, брал дежурства, набирался опыта. Жить вместе они начали, когда Снежане оставался год учебы, а Михаилу еще три. Квартиру снимали небольшую, с таким расчетом, чтобы удобно было добираться до места учебы и ей, и ему. Платили тоже пополам. Михаил подрабатывал медбратом, Снежана рисовала открытки на продажу, всякий раз посмеиваясь, что красный диплом художественной школы все-таки не пропал и даже удачно монетизируется.
Они неплохо жили ровно до тех пор, пока она не окунулась в работу – тяжелую, порой
А еще отец… Он вдруг начал задавать Снежане неудобные вопросы, ответов на которые у нее не было – например, почему за столько лет уже совместной жизни Михаил не сделал ей предложения.
– Папусик, ну кому нужны эти архаичные условности? – отмахивалась Снежана, изо всех сил стараясь скрыть, насколько ей неприятен этот вопрос. – Главное же любовь, да?
– А значение слова «ответственность» вы не хотите вспомнить? Случись что – и кто вы друг другу?
– Почему непременно должно что-то случиться?
– Оно не должно, Снежана, оно случается и, как правило, в момент, когда ты меньше всего к этому готова, – вздыхал отец.
Он и тут оказался прав.
Снежана с Михаилом собирались в ресторан, уже стояли на пороге, когда ее вызвали на работу.
– Миш… – прижав трубку к груди, виновато сказала она, глядя в расстроенное лицо Рожкова. – Ну, надо… я эту девку разрабатывала три месяца, они без меня ее не возьмут…
– Разумеется, – сухо сказал он, стягивая через голову пуловер. – Без тебя никак, я понимаю.
– Ну, у тебя ведь тоже бывают такие случаи…
– Я еще не такого высокого уровня специалист, у меня таких случаев не бывает. – В его голосе прозвучал сарказм, но Снежана не хотела ссориться еще больше.
– Но тебя ведь просят кого-то подменить, и ты едешь, – возразила она.
– Ты не сравнивай! Я спасаю жизни…
– А я ловлю преступников! – разозлилась она.
– Лови! – Михаил развернулся и ушел в спальню, громко хлопнув там дверью.
Снежане некогда было задумываться над странным поведением Михаила, за ней вот-вот должна была подъехать дежурка, а нужно еще переодеться – не ехать же на задержание в платье. Наскоро сменив его на джинсы и водолазку, она сунула ноги в кроссовки и выскочила из квартиры, побежала по лестнице вниз. Однако на первом этаже вспомнила, что забыла телефон, перескакивая через ступеньки, вернулась, отперла дверь и услышала, как в комнате Михаил разговаривает с кем-то:
– … нет, говорю же – свалила на задержание, это точно до утра. Ну, я же знаю, не в первый раз. Пока возьмут, пока свидетели, пока бумаги все оформят, то-се…
Снежане некогда было ни слушать дальше, ни хотя бы спросить, с кем говорит Рожков, она схватила с полки под зеркалом свой мобильник и снова убежала.
В коридоре она вдруг обо что-то запнулась – не стала включать свет, чтобы не беспокоить наверняка спящего Михаила. Тихо чертыхнувшись, Снежана присела на корточки и вдруг увидела небрежно валяющиеся прямо под ногами женские ботинки на высоком каблуке. Они принадлежали не ей, Снежана не носила такой высоты каблуки.