Лотос, рожденный в грязи
Шрифт:
Подняв ботинок двумя пальцами, еще не совсем понимая, что происходит, она поднялась и посмотрела на вешалку – там вызывающе красовалось белое длинное пальто, благоухающее дорогими духами.
Держа ботинок на вытянутой руке, она прошла в спальню, хлопнула рукой по стене, нашаривая выключатель, и, когда яркий электрический свет залил комнату, увидела лежащих на кровати Михаила и какую-то брюнетку, по-свойски закинувшую ногу на его бедро.
В горле пересохло, Снежана почувствовала, что сейчас грохнется в обморок. Но – нет, она не могла
Оказавшись на улице, она вдруг неожиданно для себя побежала – так, как делала это много лет по утрам. Рюкзак за спиной раскачивался вправо-влево, задавая ритм, Снежана подчинилась ему и бежала, бежала…
Остановилась она, только когда поняла, что больше не может – гудят ноги, кружится голова, тошнит. Снежана опустилась прямо на бордюр, вытянула ноги, опустила голову и только теперь заплакала.
Отец не задавал вопросов, не осуждал, не клял несостоявшегося зятя – он сказал единственную фразу и больше не обсуждал со Снежаной эту тему:
– Если решилась, никогда не оглядывайся.
И она не оглянулась. Михаил несколько раз приезжал, пытался что-то объяснить, о чем-то поговорить, но она отказывалась слушать, разворачивалась и уходила, а удерживать ее силой Рожков побаивался, помня, где и кем она работает. Вскоре он перестал приезжать, и Снежана испытала облегчение. Она даже вещи не забрала из квартиры, только попросила местного участкового зайти и взять ноутбук – это единственное, что ей было нужно и что представляло какую-то ценность.
На работе все делали вид, что ничего не произошло – у многих была похожая ситуация, потому Снежанин «развод» не оказался чем-то из ряда вон выходящим. А через полгода капитан Вязовкин, понимая, что ее рано или поздно выживут из-за характера, предложил сходить на собеседование в частное детективное агентство. Она сходила и осталась.
Получив от Добрыни установочные данные на Инару Васильевну Сомову, Снежана прикинула, что для первого раза можно особо не маскироваться, просто посмотреть, чем дышит фигурантка, а для этого годился стандартный набор – джинсы, удобные кроссовки, непромокаемая куртка и зонт, легко убиравшийся в карман. Натянув еще бейсболку с длинным козырьком, Калинкина бросила беглый взгляд в зеркало и вышла из квартиры.
Тина облюбовала скамейку недалеко от входа в сквер – оттуда хорошо просматривался выход из подземного перехода. По рассказу Николая Петровича она даже примерно не представляла, как выглядит ее будущий консультант, потому на всякий случай держала в руках сложенный ярко-красный зонт, как они и договорились с Садыковым.
«Как в шпионском романе, – усмехнулась Тина про себя, покручивая зонт в руке. – Надо было еще пароль придумать, чтоб уж совсем достоверно».
Но она понимала, что у недавно выбравшейся из-под
Минут за пять до назначенного времени Тина вдруг почувствовала, что видит ее – ту самую незнакомку, что ждет здесь. Она приближалась к скамейке неуверенной походкой человека, который кого-то ищет, но боится ошибиться.
Девушка была высокая, худая, с рыжеватыми волосами, остриженными по плечи. Джинсовая длинная юбка, белые кеды и белая же простая футболка под распахнутой стеганой курточкой, на плече небольшая сумочка – обычная девушка, таких можно встретить на улице, возле любого учебного заведения, в любом сквере или парке. Только взгляд…
Тина сразу отметила взгляд – как будто потухший, словно девушка прожила гораздо больше, чем ей было на самом деле. Так смотрят прожившие нелегкую жизнь женщины, понимающие, что все хорошее у них уже позади, впереди только смерть.
– Вы Валентина? – спросила девушка, стараясь не смотреть Володиной в лицо.
– Да. А вы, наверное, Лиза, от Николая Петровича?
– Да. Он просил, чтобы я с вами поговорила.
– Но вам, как я понимаю, это не очень нравится.
Лиза неопределенно пожала плечами:
– Мне все равно.
Тина посмотрела на нее внимательно, и Лиза поежилась:
– Задавайте свои вопросы, я расскажу, что знаю.
Было видно, что она хочет как можно скорее выполнить просьбу Садыкова, которому почему-то не может отказать, и сбежать.
Тина поднялась со скамьи, забросила рюкзак на плечо и предложила:
– Можем просто погулять, а можем зайти в мой офис, это вон в том здании, – она указала рукой направление, но Лиза даже не посмотрела:
– Как вам будет удобно.
– Тогда идем в офис, а то, похоже, дождь вот-вот пойдет, – решила Тина, бросив взгляд на затянутое серыми тяжелыми тучами небо. – Вы пьете чай или кофе?
– Чай.
– Это предпочтение или?..
Лиза коротко взглянула на Тину сверху вниз:
– Я привыкла пить чай там, в монастыре. Кофе подавался только гостям, нам было запрещено к нему прикасаться. Зато я научилась варить его так, как не умеют даже профессиональные бариста.
– Вы работали на кухне?
– Я несла послушание на кухне, – поправила Лиза. – В монастыре у всех есть свое послушание, оно не меняется никогда. Нельзя сегодня работать на кухне и подавать трапезу гостям, а завтра убирать навоз в свинарнике.
– То есть если попала в свинарник – то насовсем?
– Да. Значит, так Величайшему угодно.
– Величайшему? – повторила Тина, вспомнив, что точно так же говорил и Геннадий.
– Так называют бога, в которого мы верим… верили. – Лиза опять искоса взглянула на Тину. – Я до сих пор не могу привыкнуть говорить об этом в прошедшем времени.
– А вы давно ушли из монастыря?
– Три года. Но полностью избавилась от их влияния, может, года полтора назад, когда апостолы перестали мне звонить.