Лотос, рожденный в грязи

Крамер Марина

– Не понимаю… – нахмурился Сергей. – Вы ведь ищете тех, кто попал в секты, и возвращаете их к нормальной жизни, верно?

– Верно. Но мы не можем сделать того, что под силу только ближайшему окружению. Мы для нее чужие люди, она будет воспринимать нас как врагов, потому что мы будем лишать ее иллюзий по поводу ее нынешней жизни. Ей нужна будет опора, девочка должна знать, что рядом есть тот, кому она может доверять. Доверять мне она не будет – я разрушу ее привычный уклад. А вот вы, ее близкие, подруги, – вы можете дать ей понять, что поддержите, что будете любить ее любой.

– Любой? – повторил Сергей. – Что это значит?

– Только то, что за пять лет в секте она очень

сильно изменилась. И вы увидите уже не ту маленькую девочку, которую знали, а совершенно другого, незнакомого вам человека. Это сложно понять, а принять – еще сложнее. Но если вы хотите вытащить дочь, вам придется работать вместе с нами. И есть еще кое-что. – Тина вздохнула – она очень не любила эту часть разговоров, но без этого обойтись было невозможно. – Может случиться так, что никакие наши усилия не убедят Мирославу в том, что ей нужно остаться с вами. Она выберет секту и вернется. И вам нужно сразу решить, что в этом случае вы должны будете принять ее выбор. Она сейчас взрослая, может принимать решения сама. И даже если ее выбор кажется вам неправильным, вы должны его принять.

– Да я… я сам этот монастырь найду и по бревну раскатаю! – Кулаки Сергея сжались, лицо побелело. – Я не отдам дочь этим бесноватым!

Тина помолчала, глядя на него в упор, и, когда заметила разжавшиеся кулаки, произнесла:

– Все? Пар вышел? А теперь давайте конструктивно. Бывает, что человека просто нельзя вывести из культа. Он так чувствует, он не хочет иной жизни. И у нас не остается никакого выбора, кроме как принять и уважать его решение, сделав при этом акцент на любви. На том, что мы все равно его любим, понимаете? И что наша дверь для него открыта всегда – в любом случае, при любом образе жизни. Я знаю, что сейчас это кажется вам невозможным, чудовищным, неправильным. Но когда вы все это обдумаете, то поймете, что я имею в виду. А вот это «по бревну раскатаю… не отдам…» оставьте при себе. Ну раскатаете – и что? Это вернет вам дочь? Нет. Это зато даст новый сильный козырь в руки тем, кто ее запутал. Они будут внушать ей, что вы чудовище, что вы хотите уничтожить все, что ей дорого, что вы будете ее удерживать силой, – кому лучше? Она начнет вас бояться. Страх кому-то помог? Уверяю вас, что нет.

Сергей опустил голову и долго смотрел на носки своих поношенных кроссовок. Тина понимала, о чем он молчит – об этом молчали практически все клиенты. Приходя в агентство, они все надеялись на то, что детективы сделают всю работу за них – найдут, вернут, объяснят, а они получат в итоге того же самого человека, что был до ухода в культ. Но это никогда так не работало. Психологическое образование, полученное Тиной заочно, позволяло ей понять, почему так происходит, и она всегда пыталась донести это и до родственников жертв.

Почти в каждом культе на втором месте после мантры «мы – не секта», подкрепленной разными примерами, стояла другая – «твои родные будут тебя отговаривать, но это происходит лишь потому, что они не хотят, чтобы ты был счастлив и развивался как личность». И вот эта вторая мантра зачастую была куда сильнее первой. Родные превращались во врагов, и все, что они потом говорили, предпринимали и делали, воспринималось в штыки, как попытка посягнуть на свободу и право быть самостоятельной личностью. И выходило, что люди в культе правы, они заранее знали, что так будет.

Разрушать эти установки всегда было сложно. Как убедить дочь, что мать любит ее по-прежнему, если мать была категорически против, чтобы она общалась с теми, кто показался ей интересными людьми, близкими по духу? Как объяснить жене, что муж пытался закрывать ее дома из благих намерений, а не потому, что был против ее развития и самосовершенствования?

Или что он запрещал ей брать кредиты «на храм, церквушку, молельный домик» и прочее, потому что любит и пытается уберечь от проблем?

А ведь это не что иное, как срабатывание социальных стереотипов. С детства человек приучается соблюдать какие-то общепринятые правила – здороваться, уважать старших, быть в коллективе, поступать, как все. И когда на собрании звучит фраза «нашей маленькой церкви необходимо обновить крышу», а люди, с которыми ты только что вместе пел песни или обсуждал что-то, лезут в кошельки и выкладывают деньги, ты не можешь поступить по-другому, у тебя срабатывает этот самый социальный стереотип – ты должен поступить так же.

Тина понимала, что зачастую работа именно с родственниками составляет половину успеха. Но они должны хотеть работать, хотеть принимать результат – а это сложно, потому что результат, как она сказала Сергею, гарантировать не мог никто.

– Вы поймите, Сергей, – снова начала она мягко. – Вы не сможете сделать взрослую девушку удобной для себя или такой, какой вы ее хотите видеть. Она уже сформировалась, у нее есть свои мысли – даже если вам они не нравятся. И у нее есть право искалечить свою жизнь, если она так решит.

– Валентина, вам не страшно такое говорить?

– Страшно. Но, к сожалению, от моего страха тоже ничего не поменяется. И нам с вами остается только надеяться на благоприятный исход, однако быть готовыми и к негативному тоже.

Сергей опять помолчал, глядя на носки кроссовок, а потом вздохнул:

– Не так я себе это представлял, конечно… Но вам виднее, наверное… А вы видели тех, кто… не вернулся?

Тина знала, что он задаст этот вопрос – его задавали все.

– Да. У меня был такой случай, и это оказалась сестра моей лучшей подруги. Я знала эту девочку с рождения. Из секты я ее вытащила, но жить она стала совсем не так, как хотела сестра. Она ушла из дома и обосновалась в другом городе, стала волонтером, занимается арт-терапией с бывшими наркоманами. Моя подруга тоже, как вы, не могла этого принять, но, поработав с психологом, поняла, что лучше живая сестра в другом городе, чем могила на местном кладбище или возвращение в культ. Возможно, и Мирослава не захочет жить по вашим правилам.

– Значит, будет жить по своим, – решительно произнес Сергей. – Главное, чтобы не вернулась туда.

– Вы меня не услышали, Сергей? Она может захотеть вернуться, и вам придется ее отпустить.

По его глазам Тина видела, что он не согласен, он не может принять эту мысль, не хочет. Но она знала, что ему просто нужно время.

– Вы, в общем, почитайте тетрадь, вдруг пригодится, – глуховато сказал Сергей, вставая с дивана. – А я пойду, обещал напарнику помочь. Когда мне позвонить?

– Я позвоню сама, как будет чуть больше информации. И еще… прошу вас пока не подходить больше ни к жене, ни к теще, хорошо? Не надо их раздражать.

Она не стала рассказывать о задержании Ларисы, рассудив, что такая информация Сергею ни к чему – там и ночлежка, и чужие судимые мужчины, зачем ему думать о том, как его не пустили на порог его собственной квартиры, в которой охотно привечают кого угодно.

Он попрощался и ушел, а Тина, взяв с дивана тетрадь, развернула кресло к окну, села и открыла ее. На первой странице была нарисованная простым карандашом картинка – лес, большая поляна, а на ней бревенчатый дом, перед которым в хороводе застыли несколько женских фигур в длинных платьях и повязанных концами назад косынках. Над крышей дома в облаках проглядывало мужское лицо, окруженное лучами, как солнце. Мужчина улыбался доброй, открытой улыбкой, глядя на танцующих девушек.