Ловец тени

Тарасов Валентин

— И меня в смерть перепугал! — тряхнул головой Чеслав.

— Да ну? И тебя?!

От такого открытия Кудряшу, кажется, стало еще лег­че. Он даже хохотнул, и не без удовольствия.

Но у Чеслава был к нему вопрос — наверное, самый главный:

— А ты зачем здесь вообще сподобился?

— Так тебя искал... — удивился словам друга Кудряш.

— Искал? Зачем?

В Кудряше взыграло справедливое, на его взгляд, воз­мущение:

— А что ж ты без меня из городища подался? — И он, уперев руки в бока, подступил к Чеславу.

— Да уж больно слаб ты был. Потому и не кликнул с собой.

— Я слаб? — ткнул себе в грудь парень. — Да не

слабее некоторых!

Сейчас он напоминал задиристого петуха, который, проиграв бой с соседом, все еще хочет казаться грозным, и это вызвало у Чеслава улыбку, которую, впрочем, благо­даря темноте его товарищ увидеть не смог. И слава скрытнице-ночи, что не узрел, а не то разошелся бы в своем возмущении не на шутку!

— А как узнал, куда я стопы направил? — перевел Че­слав разговор на другое.

— Как-как? — В голосе Кудряша таки чувствовалась оби­да. — Проснулся поутру, гляжу, а тебя-то и нет. На двор — и Ветра след простыл. Спросил Болеславу — она только ру­ками развела. Я к стороже... Говорят: еще затемно куда-то подался, а куда — не сказал. Ну, думаю, и ладно, хотя мог бы мне и сказать. Иду к избе, а тут навстречу кузнец. Дай, думаю, спрошу Тихомира, авось что слышал. Но он тоже ничегошеньки не знал про твою отлучку. А после вспом­нил, как видел, что ты накануне с Кривой Ледой разгова­ривал. Ну, после сожжения... Я ведь про то не знал, сразу после... снопом свалился... — Кудряш тяжко вздохнул, очевидно, вспомнив об усопших родичах. — Разыскал ста­руху, спрашиваю: о чем говорили? А она ведь после того, как мы ее с тобой тогда умыкнули, на меня что на вражину смотрит. Все никак простить не может. А не умыкни мы ее тогда, небось давно бы уже в селение предков перебра­лась, хрычовка кривая. Но я ее медово так спрашиваю: «А не знаешь ли чего, бабуленька?» А она насупилась, губы надула, молчит и делает вид, что меня вообще рядом нет. Ну, ни дать ни взять опороченная невинность! — Кудряш даже хлопнул себя по коленам, вспомнив надменность Леды. — Но я по глазу зрячему ее вижу: знает чего-то. И рассказать-то ей хочется, аж чешется. А не говорит, ко­роста! Я тогда махнул рукой: ничего, мол, ты, бабка, не зна­ешь, только значимости себе придаешь. И сделал вид, что уйти хочу. Тут у нее и вырвалось: «А вот и знаю!» — Ку­дряш вполне похоже передал голос Кривой Леды. — «Да тебе, злыдень, ничегошеньки не скажу».

Чеслав, не удержавшись, хмыкнул и покачал головой, потому как и сам был хорошо знаком с таким поведени­ем старой плутовки. Только пока что ему от нее ничего нужно не было, и старуха сама делилась с ним подсмо­тренным и подслушанным. Но каково же пришлось с ней Кудряшу!

— Уж я и просил ее, и молил, а она все ломалась и лома­лась, как только что выпеченный хлеб. Эх, пришлось по­обещать ей воду в хижину до холодов таскать. — Кудряш обреченно вздохнул и почесал затылок. — Рассказала, пи­явка. .. И про чужаков, и про то, куда они подались из го­родища. И понял я, что ты вслед за ними отправился. Ну, чтоб... про смерть... моей крови, наверное, разузнать... — В голосе Кудряша чувствовалась огромная признатель­ность, но внешне он постарался ничем ее не проявлять. — Да только обо мне забыл. Вот я и побег сразу на хутор к Молчану. Весь путь почти бег. Даже когда ночь пришла.

Чеслав живо представил, насколько трудное испыта­ние выдержал Кудряш. Он сам почти день добирался сю­да верхом на Ветре, хотя и неспешно, а его товарищ, пусть и шел более коротким путем, однако и более опасным, там, где коню можно и ноги повредить, уже к ночи смог настигнуть его. А после этого

еще и такой испуг пере­жить! Таки не слабее многих оказался его друг Кудряш.

— Да ты небось с ног валишься?

— Валюсь, — честно сознался Кудряш, но было видно, что он доволен собой, поскольку смог отыскать в ночном лесу друга.

—Чего ж мы стоим? Идем. Я тут неподалеку на ночлег обустроился.

Тот послушно ступил за товарищем, но тут же, покач­нувшись, едва не упал. Сказывалась усталость. Чеслав, поднырнув под руку Кудряша, повел его к стоянке.

— Погодь, Чеславушка, а что значит «на ночлег обу­строился»? В лесу? — Видно, Кудряш не сразу сообразил, о каком ночлеге идет речь. — А как же хутор Молчана? Он ведь где-то неподалеку. В избе-то сподручнее по­чивать.

— Нет избы... И хутора нет... — угрюмо сообщил Чеслав.

— А куда ж они подевались? — Кудряш от неожидан­ности встал как вкопанный.

Чеслав ответил не сразу, потому как хотел бы не отве­чать вовсе:

— Сгорели.

— Как... сгорели?

— Дотла.

— А Молчан и вся его семья?

— Не знаю. — О найденных обгорелых останках Чеслав пока не стал рассказывать, опасаясь, что, несмотря на огромную усталость, от такого жуткого соседства Кудряш утратит сон, сказал лишь: — Поутру сам все увидишь.

К месту, где Чеслав обосновался на ночлег, добирались молча, погруженные в свои думы.

Вот уж кто совсем не удивился внезапному появлению среди ночи Кудряша, так это Ветер. Он лишь на мгнове­ние оторвался от сочной травы, фыркнул, что на лошади­ном языке могло означать что угодно, понятное ему од­ному, и снова вернулся к своему занятию.

Несмотря на опасения Чеслава, что соседство с пожа­рищем отпугнет их сон, забравшись под шкуру, юноши почти сразу уснули. Усталость оказалась даже сильнее сонного снадобья.

Чеслав проснулся от каких-то тревожных звуков гудения и потрескивания, схожих на завывание ветра и щелчки батога, усмиряющего непослушное стадо.

«Что за дерзкий пастух так лихо управляется с кнутом прямо у моего уха?» — подумалось ему.

Но открывать глаза и окончательно прощаться со сла­достным сном так не хотелось!

Однако звуки все назойливее и тревожнее проникали в уши, а в нос неожиданно ворвался резкий запах гари. Че­слав таки открыл глаза и почти ничего не смог различить, поскольку их застил сизый дым. Дым был везде и только у самой земли, где спал Чеслав, ему еще не удалось воцариться. И тогда юный охотник понял, что за лихой пастух потревожил его сон. То был огонь, и это он гудел на ветру, пожирая бревна и заставляя их трещать в своей огненной пасти. Изба, в которой он спал, горела! И судя по тому, что бревна в некоторых местах уже начали рушиться, горела почти вся. Чеслав вскочил и, пригибаясь к земле, где дым был не так плотен, ринулся к выходу. Он почему-то знал, точно знал, где находится выход. Отчего?

Уже оказавшись на вольном ветру, откашлявшись и протерев слезящиеся глаза, Чеслав понял, откуда он знал о выходе. Ведь это горела его изба! Изба его крови!

Но это неожиданное потрясение затмила еще более страшная мысль:

«Там, в избе, в горящей избе, остался кто-то еще!»

Кудряш! Там остался Кудряш!

И от этой жуткой мысли Чеслав действительно про­снулся...

Проснулся и тут же ощутил довольно чувствительный толчок в бок. Повернув голову, он узрел рядом с собой спящего Кудряша и с облегчением вздохнул. Принесен­ный ветром запах недалекого пожарища окончательно вернул его в реальность.