Ловец тени
Шрифт:
— Ну а как же! — Она посмотрела на парня, как на полного дурня. — И про то, что в их краях большущие городища с тьмой люда да с избами, что гора. И про то, каким укладом живут помеж собой. И про дали водные да бескрайние, каких мы сроду не видывали. И про народы, что по пути к нам обитают. Ой, да про что только не сказывали! Порой и понять-то трудно, не видавши... — Леда осеклась и, воровато оглядевшись по сторонам, нет ли чьих ушей посторонних, и для пущей надежности понизив голос, сообщила: — Однако есть у меня подозрения, что они Горше и Молчану... А Горша с Молчаном всегда приятельствовали... Так вот, чует мое сердце, что чужаки
Вот по поводу этой новости у Чеслава почему-то возникли сомнения, так как он знал, что Леде могло показаться тайным все, куда ей не удалось сунуть свой любопытный нос.
— И неужто ты, Леда, да и не прознала, про что сказывали? — с недоверием и скрытым подвохом спросил Чеслав.
— Ой горько от того! Так уж горько! А не прознала... Да и как прознать, коль они в избе таились? — сокрушенно вздохдула бабка. А видя явное недоверие на лице парня, немного поколебавшись, таки созналась: — Я даже как-то прокралась к хижине ихней и прислонилась к стенушке. Дай, думаю, постою... послушаю! Авось донесется чего интересного... Авось нового чего познаю... Так эта хворь внезапная — Иста... — Тут бабка запнулась и, поубавив возмущение, поправилась: — Пусть ей покойно будет в селении предков, чего уж там... — И опять вернулась к пересказу минувших событий: — Ага! Так вот, выползла из избы Иста и прозрела мое присутствие. И так напустилась на меня сердечную, такими словами называла. .. — закатила глаз Леда.
Чеслав живо представил взбучку, заданную Истой любопытной соплеменнице. Уж чего-чего, а постоять за себя мать Кудряша могла не хуже самой Кривой Леды и в перепалках толк знала.
— И отчего бы это им так таиться?
Заметно терзаясь тем, что не знает ответа на этот вопрос, Леда даже ударила рукой об руку.
От избы, от которой они стояли неподалеку, донесся шум, заставивший Кривую Леду отвлечься. На пороге, вытирая руки рушником, появилась Болеслава и позвала:
— Чеслав, иди в хату. Варево стынет. С зори ведь не евши.
— Ну, Леда, бывай! — бросил парень женщине, словно только шел мимо, а не стоял с ней и не вел долгую беседу.
Глядя, как он удаляется, старуха едва не выронила свою палку. И было отчего! Выспросив про чужаков, он так и не поведал ей о том, что было на хуторе. А ведь обещал!
В Леде взыграло неудовлетворенное любопытство.
— А как же про хутор-то Молчана?! — во все горло крикнула она ему вслед. — Ты же обещался!
Чеслав на ходу развернулся и, махнув рукой, ответил:
— Завтра Кудряш воду поутру тебе снесет, все и обскажет, как было. Я скажу ему... — И бросился бежать к избе.
— Ай, злыдень! — неслось ему вдогонку. — Да чтоб вас, пустобрехов, упыри пожрали! Обижать сиротинушку...
Но Чеславу было уже не до нее.
Камень за камнем перетаскивая тяжелые и отбрасывая более мелкие в сторону, трудился Чеслав. Старая Мара, сидя рядом на трухлявом пне, терпеливо ждала, поглядывая, как молодой муж разбирает каменное погребение. До этого она уже успела обойти округу в поисках трав, которые могли бы пригодиться в ее знахарском деле. Найдя зелье, что могло стать снадобьем, она где цвет рвала, где листья, а где и коренья выкапывала. После она прилежно и бережно сложила все собранное в суму и теперь дожидалась,
Нынешним ранним утром они — Чеслав надеялся, что никем не замеченные, — встретились в условленном месте и отправились в путь. Он взял с собой Ветра, а потому основную часть дороги Мара проследовала верхом, и это ускорило их продвижение к месту, где Чеслав с Кудряшом схоронили под камнями мертвого чужака.
Камень за камнем... Камень за камнем... Усиливающийся запах, исходящий от мертвого тела, говорил о том, что юноша приближается к конечной цели. Чеслав откинул еще один камень, и еще, и перед ним открылось лицо мертвеца, а смрадный дух ударил с двойной силой. Зажав нос рукой, он отошел в сторону.
Поднявшись с пня, знахарка подошла к разобранному погребению и присела на камни, без малейшего отвращения, внимательно всматриваясь в лицо почившего. Долго смотрела она на то, что когда-то было человеком. После нашла небольшую палочку и продолжила осмотр с ее помощью.
Чеслав стоял в стороне, повернувшись в сторону солнца, мысленно прося Великих отвести от его племени смертельную напасть и обещая им за то большие дары и жертвы. Ведь его соплеменники были не самыми нерадивыми среди лесных жителей, всегда чтили и боялись богов, покорялись их воле, чтобы вот так, в одночасье, сгинуть всем родам и люду, от мала до велика. Он так искренне и долго просил защиты у их покровителей, что и не заметил, как старая Мара оказалась возле него.
— Сдается мне, что язвы те... — тихо сказала она.
Чеслав вздрогнул и замер, ожидая, что же услышит далее. Знахарка не совсем уверенно, словно все еще продолжая раздумывать, продолжила:
— И не пошесть вовсе...
— Не пошесть?
Чеслав ощутил, как тяжесть, навалившаяся на него кучей камней, которую только что пришлось перекидать, открывая схороненного, сошла, и он почувствовал такую легкость в груди, плечах, во всем теле, в ногах, что готов был бежать, приплясывая, по лесу долго-долго... Пока сами Великие не сказали бы: «Довольно!»
Но вместо этого юноша, приложив руки к сердцу, поклонился в сторону солнца, Даждьбога-батюшки, закрыл глаза и возблагодарил за избавление Великих.
— А что же тогда это за напасть, что смерть сеет? — спросил он Мару, как только закончил возблагодарение.
Старуха ответила не сразу. Какое-то время она стояла, глядя вдаль, беззвучно шевеля губами, скорее всего, разговаривая сама с собой. А может, и не с собой вовсе?
Наконец ведунья подала голос:
—Думаю, потрава то... Яд гадюшный или травы какой смертельной соки... А скорее, того и того намешано. Нет, на пошесть не схоже, — покачала она головой.
«Но тогда кто-то же должен...»
Еще не успела народиться мысль в его голове, а Мара уже произнесла:
— И кто-то должен был ту потраву свершить!
— Кто? — выдохнул Чеслав и воззрился на знахарку, ожидая от нее немедленного ответа.
Мара же, бросив на него снисходительный взгляд, вызванный, скорее всего, такой молодецкой горячностью, покачала головой:
— Сейчас про то лишь Великие ведают, да тот, кто свершил лиходейство.
Она сказала свое слово, и больше им нечего было делать у этого места, отмеченного каменным погребением. Незачем более тревожить покой усопшего. Прах его теперь принадлежит земле-матушке Макоше, а дух, Чеслав надеялся, успокоится в селении его чужинских предков и будет утешен их богами.