Ловушка. Форс-мажор

Константинов Андрей Дмитриевич

Без пятнадцати четыре на запястьях Дохлого эффектно защелкнулись наручники. Даже мяукнуть не успел. Как и предполагал бригадир, пивная банка оказалась контейнером, в котором навскидку оказалось сотни три таблеток с выдавленным на поверхности характерным плейбоистым зайчиком. «Баста, карапузики, кончилися танцы!»

Не менее приятственным оказался и тот факт, что руководство отдела, на связь с коим вышел Каргин, не только поблагодарило экипажи за отлично выполненную работу, но и благосклонно разрешило «семь-три-седьмому» возвращаться на базу. Учитывая, что к тому времени «грузчики» отпахали лишь половину смены и вправе были ожидать переброса на новую точку, иначе как подарком судьбы такое начальственное

решение и не назовешь. Однако по приезде в «контору» выяснилось, что подарок этот с двойным дном. Дело в том, что в графике культурно-массовых мероприятий отдела на восемнадцать нуль-нуль были запланированы очередные слушания суда офицерской чести. Вот экипажи Каргина и Пасечника в полном составе туда и вписали – не столько культуры, сколь исключительно массовости ради. И если кто-то скажет, что такая подлянка есть всего лишь одна из своеобразных форм поощрения нелегкого «грузчицкого» труда, то… незамедлительно получит в бубен.

Кстати, по приезде в «контору» Пашу ожидал еще один неприятный сюрприз. Дежурный, ссылаясь на распоряжение начальника отдела, потребовал сдать ксиву, которая вот уже полгода как была у Козырева на постоянном ношении. Дежурный пытался успокоить, уверяя, что сие есть мера не карательная, а исключительно временная, связанная с недавней утерей ксивы у соседей. Но Паша прекрасно знал, что нет в их работе ничего более постоянного, как декларативно-временное. Отдавать ксиву было безумно жалко. Не то чтобы вне службы он как-то активно пользовался прилагающимися к ней привилегиями. Просто ксива на кармане, все равно как сберкнижка Промокашке, «сердце грела».

Поскольку после всех положенных сдач-отписок у заарканенного на судилище народа оставалось еще минут сорок свободного времени, решили не терять его даром и подорвались в ближайшую распивочную. Дабы наскоро отметить сегодняшний успех, а заодно перемыть кости невменяемому начальству. По дороге Козырев сделал звонок Лямке, который, пыжась от осознания своей крутизны, важно поведал, что «долго трепаться ему недосуг», так как сейчас они в движении тащат объект Анненский. Дескать, честь по чести приняли на выходе из служебного подъезда, сопроводили до дому. Там объект провел полчаса, не больше, после чего умытый-приодетый завел свой «мерс» и подорвался. Судя по тому, что в данный момент они проезжали площадь Победы, подорвался Анненский не иначе как за город. Кстати сказать, их спецоперация получила одобрение Саныча, посему на руль был откомандирован водитель Сева. Что само по себе не могло не внушать оптимизма. По крайней мере сегодня, слава богу, обошлось без приметной даже из космоса «Тахи».

За пять минут, если верить советской киноклассике, «можно сделать очень много». Соответственно, за сорок минут – в восемь раз больше. А если при этом минуты перевести в граммы – получается солидно. В общем, успели и отметить, и перетереть, и просто потрепаться. В том числе и за предстоящее ток-шоу «Обесчещенная честь», которое в плане драматургии обещало затмить все былые предшествующие.

Спровоцировавшее его событие было в высшей степени трагикомичным, хотя, как и в девяносто девяти подобных случаях, в его основе лежала заурядная пьянка. Разве что в данном случае не традиционно совместная, а в одну харю.

А все началось с того, что примерно месяц назад в отделе неожиданно сдох БУМ – умная, но очень нежная и хрупкая иностранная фиговина, предназначенная для уничтожения секретных бумажек путем измельчения. Ну сдох и сдох, в конце концов всё когда-то приходит в негодность. И вот какое-то время спустя отдельческому аналитику потребовалось уничтожить ненужную документацию. Ближе к концу рабочего дня он отправился в расположенную на втором этаже уборную, достал спички и принялся палить. Что само по себе ненаказуемо.

А по третьему

этажу в это время брел заступивший на сутки оперативный дежурный лейтенант Семенов. Неприлично вдатый по причине массового убытия руководства на финал командно-штабных учений. Он-то и учуял дым, который, как известно, без огня не бывает. И немедленно среагировал. Впоследствии оперативный дежурный, но уже всего ОПУ, напишет в своем рапорте: «Лейтенант Семенов, находясь в невменяемом состоянии…» Но такой рапорт будет позже. А в тот роковой момент «невменяемый» Семенов быстро и профессионально прикрутил гидрант к пожарному крану и пустил воду. Причем отсутствие пламени на третьем этаже его не смутило… Ведь он боролся за жизнь коллег! В панике выскакивающих из дверей оперативников Семенов встречал мощной струей воды, едва не сбивая с ног. Некоторые успели запереть свои кабинеты и спасти оперативные дела и иную документацию, но кое-кому это не удалось. И Семенов, методично обходя служебные помещения, успел залить пару рабочих столов с документацией. При этом всем своим видом он напоминал Терминатора, громившего полицейский участок в одноименном фильме.

Опомнился «водометчик», только когда увидел бегущего к нему по коридору коменданта здания с оголенным пистолетом ПМ и громко орущего Семенову неприятные вещи. Герой-тушитель бросил шланг и – дематериализовался. А гидрант еще некоторое время извивался в коридоре, сокрушая стенды со служебной информацией, но в конце концов был скручен опомнившимися операми. Сначала Семенова пытались найти с помощью громкой связи. Причем текст был примерно таков: «Слушай, ты!..» «Терминатор» предсказуемо не отозвался. Затем прочесывали территорию, прилегающую к «кукушке». Опять не нашли. Вечером к нему на квартиру выехала инициативная оперативная группа, состоявшая преимущественно из пострадавших, где и застала безмятежно спящим.

Утром следующего дня личный состав не только разбирал завалы, но еще и внимательно слушал речь начальника ОПУ Конкина. Говорил тот долго и не менее громко, нежели накануне комендант. Больше всего полковник хотел узнать, каким образом Семенов умудрился достичь вершин «невменяемого состояния», если заступил на охрану отдела в 9:30. По счастью, аналитика, который жег в туалете документы и тем самым спровоцировал дымом огнеборца-самоучку, крайним решили все-таки не делать. Так что сегодня все шишки должен был собрать на себя автор подвига с бранспойтом.

Дабы не привлекать ненужного внимания, из кабачка в «контору» возвращались по одному, максимум по двое, усиленно перемалывая челюстями дирольно-орбитную продукцию. На самом деле, если и есть от нее какой эффект, то чисто психологический. Перед сивушным выхлопом любая жвачка пасует – проверено на практике, и неоднократно.

По дороге у Козырева принялась верещать мобила. Сначала недовольно хрюкнула, напоминая, что неплохо бы ее покормить. А еще через пару секунд разразилась торжественной кодой композитора Дашкевича из «Шерлока Холмса». Надежда услышать голос Кати или на худой конец отчет Лямки не оправдалась – звонила эрмитажный резидент Илона.

– Павел, здравствуйте. Узнали?

– Конечно. День, вернее, вечер добрый.

– Не отвлекаю?

– Нет-нет, говорите.

– Просто я подумала, что для вас это может быть важно. Буквально десять минут назад, уходя с работы, я столкнулась на выходе с Валентиной Степановной Глуховой. Из отдела рукописей, помните?

– Еще бы. И что Глухова? – насторожился Паша.

– Обычно она ходит пешком до метро. Вот я и решила набиться к ней в попутчицы, а по дороге разговорить на интересующие нас темы. Ну там, на предмет хищений, злоупотреблений, про Запольских и все такое прочее… В общем, хотела ее прокачать. Такой шанс! Ведь в последнее время из-за болезни она появляется на работе крайне редко.