Ловушка. Форс-мажор
Шрифт:
Ну, каково?
– Сильно. Особенно в части струнных оркестров, – оценил Паша. – Может, и нам на скорую руку квартет смастырить? Чур, я буду косолапый мишка!
– А я, по-твоему, выходит, обезьяна? – с вызовом спросил Каргин, невольно поспешив застолбить единственную «козлу» и «ослу» альтернативу.
– Лично мне почему-то кажется, что такие порядки только в нашем богоугодном заведении. Относительно опустошения карманов своих сотрудников, – пропустил мимо ушей интонацию бригадира Козырев. – Наверняка у гласников для таких случаев находятся некие внутренние резервы.
– Ясен перец!
– Жутко нарушая тем самым незыблемые правила приказа 0030, – уточнил Паша.
– Во-во. А в строевых подразделениях управления, равно как и в отделах милиции, насколько мне известно, подписку дотируют, как правило, мелкие лавочники из мигрантов. Но, Паш, согласись: где мы – а где мигранты?! Увы, но только такие, как мы, лохи платят все налохи…
– «Семь-три-седьмой», ответьте «семь-три-второму», – грянула станция, напоминая тем самым, что рабочий день все же имеет место быть. – У нас посадочка, пятым транспортом, «Удельная». Вашему бригадиру связаться с нашим бригадиром. Как поняли?
– Понял вас, – откликнулся Козырев, притормаживая и прижимаясь к обочине. – Сейчас свяжется.
Через полминуты первая парта «семь-три-седьмого» в полном составе с головой ушла в мобильную связь. Эдик интересовался самочувствием Пасечника, попутно уточняя складывающуюся оперативную обстановку, а Козырев принимал неожиданно нарисовавшийся входящий звонок от Катерины:
– Да, привет… Я тоже… Ничего, говори… ЧТО?!!! А ты уверена? В смысле – это точно?… Ну, извини-извини, глупость сказал… А шут его знает! Мы же вот только-только, с двенадцати заступили… Хорошо, попробую связаться. Может, они там с Полиной чего и надумают… Слушай, а Смолов в курсе?… Понял. Все, спасибо, Катюш. Ты – умница… Помню-помню… Конечно, обязательно перезвоню. Пока.
Эдик продолжал трепаться по телефону – сейчас он пытался выяснить, сколько примерно может стоить починка гитары. Козырев слегка потянул его за рукав и глазами показал на магазин через дорогу: дескать, командир, пока суть да дело, я мухой за сигаретами сгоняю. И, получив добро, вылез из машины. На самом деле, курева у него было предостаточно. Просто Паше не хотелось светить перед ребятами свой разговор с Лямкой.
– Надеюсь, не разбудил?
– Да ты что, Паш?! Я уже минут сорок как поднялся.
– Ох, ты, смотрю, совсем себя не щадишь, похвально. Слушай, тут такое дело. Мне только что звонила Катя – она на работе зафиксировала очередной звонок с трубки Дортюка-Линчевского в Эрмитаж… Звонок был примерно с час назад. Продолжительность – три с половиной минуты. Если точнее – 3:42.
– Ни фига себе! А какой отдел?
– Ну какой? Тот самый. Рукописный.
– А о чем они говорили, Катя случайно не в курсе?
– Блин, Лямка, кончай тупить! Она же не Мата Хари! И на том спасибо, что умудряется оперативно биллинги соединений отсматривать.
– Это точно, – вздохнул Лямка, автоматически примеряя ситуацию на себя. Немедленно возникшая в мозгу картинка выглядела, мягко говоря, апокалиптично. – Паш, и чего теперь с этим делать будем?
– Кабы я знал! По уму, неплохо бы этого вашего Анненского сегодня на выходе из Эрмитажа принять да малость потаскать. Вдруг они ему встречу назначили? Могли бы тогда сразу двух зайцев срубить: и связь для дальнейшей доказухи зафотографировать, и попробовать, чем черт не шутит, проследить, где эти парни по ночам кантуются. Если бы удалось найти их лежбище, то, считай, дело в шляпе. Сливаем инфу Санычу, и тот со своей бандой организует локальную войсковую операцию по захвату языка. Вернее, двух языков. Вот только…
– Класс! Слушай, так давай мы с Полинкой как раз этим и займемся. Выставимся с ней у Эрмитажа, где-нить на воде, попасемся туда-сюда. А когда работу закончишь, настроечку скинем, и ты к нам на хвост упадешь.
– А справитесь? Не срубят вас? – засомневался Козырев. – Допустим, эрмитажный-то хрюн вряд ли. А вот та сладкая парочка… Мы же о них ничего не знаем. А вдруг там те еще подарки природы? Наваляют вам почем зря.
– Не боись, справимся. У меня давно руки по штурвалу тоскуют, так что сделаем в лучшем виде. К тому же ты сам говорил, что Полинка все равно без крыши по городу никуда. Так что будем тянуть объекта под надежной охраной.
– Ну-ну, попробуйте. Коли есть еще ягоды в ягодицах, – без особого энтузиазма согласился Паша, подумав: «Н-да, если в движении за ними будет постоянно волочиться серебристый „Тахо“, маханут стопудово».
С улицы нетерпеливо взвизгнул ревун «семь-три-седьмого» – гриппозный тембр своего клаксона Козырев узнал бы из тысячи подобных. Пришлось закругляться – похоже, бригадир начинал нервничать.
– Все, Вань, мне пора. Давайте, определяйтесь с Полиной самостоятельно. Если выставитесь, примете и потянете – ради бога, аккуратнее. И без фанатизма. В смысле, без подвигов. Родина и так вас не забудет.
– Насчет Родины не знаю. Здесь ничего не могу сказать, – хохотнул Лямка. – Главное, чтобы Ладонин не забыл. Когда вся эта бодяга закончится.
– Что закончится – не сомневаюсь. Знать бы только чем?
– Как это чем? Полной и безоговорочной победой над врагом.
– Оптимизм – последнее прибежище раздолбая.
– Чего? Не слышу!
– Я говорю, удачи вам. И обязательно отзванивайтесь.
– Само собой…
«А ведь действительно: это ж какое, как минимум футбольное, поле должен будет накрыть нам Ладонин в случае своего чудесного возвращения из мира иного», – подумал Паша, выходя из магазина. Хотя на самом деле лично для него лучшей наградой за посильное участие во всей этой истории стало бы просто осознание самого факта, что «бодяга закончилась». Козырев вдруг поймал себя на мысли, что ему, в отличие от Лямки, совершенно непринципиально, с каким счетом, а главное, в чью пользу завершится эта игра. Лишь бы штык в землю да на печь, под бок к любимой. Такая вот крамола, даже стыдно кому признаться.