Ложь
Шрифт:
чо Джонни, который обеспокоенно и смущенно смотрел на нее.
– Не хочешь присесть ненедолго со мной рядом, пока она не придет?.. Это не слишком большая
жертва для тебя?
– Нет, нисколько. Оставь ты эти подобного рода глупости …
– Понимаю, что тебе надоело, Джонни, но я так страдаю…
– Ты страдаешь?.. Ты?..
– Иногда я думаю, сколько еще я могу выдержать. Подойди…Здесь, внутри слишком жарко.
42
Мне нужно немного воздуха…
Она буквально вцепилась в
аллее из глициний и жимолости, на дорожке, ведущей от центрального здания дома до просторного
павильона, где располагаются оружейный и гимнастический залы.
Мраморные скамьи окаймляют дорожку, и к одной из них, несколько более уединенной, скры
той среди ветвей кустарников, Вирхиния ведет Джонни для осуществления дьявольского замысла…
– О, Господи, ради Бога, Вирхиния…
– Подойди сюда. Сядь…выслушай меня. Удели мне десять минут и ничего больше, потом ты
будешь находиться рядом с ней весь этот вечер.
– Но, Вирхиния…
– Это всего лишь на минутку. Если бы ты знал все сомнения, это беспокойство, все эти тревоги, что происходят в моей душе…
Похоже, никто и не заметил побег Джонни и Вирхинии из зала, никто, кроме мрачного гостя, прибывшего в столицу из Матто Гроссо. Побуждаемый неизвестной ему силой, Деметрио тоже вышел
на аллею, стараясь передвигаться незаметно. Возможно, он догадывается по манере поведения и лицу
Вирхинии, что может услышать что-то важное… А быть может, им движет страстное желание узнать
что-нибудь о Веронике… Незамеченный Вирхинией и Джонни, Деметрио проскользнул за скамьи. Он
хочет узнать, должен узнать и ему не важно, какие способы и средства он использует. Ему удалось
спрятаться позади клумбы с вьюнками в нужный момент, когда Вирхиния и Джонни усаживаются на
скамейку, и спинкой им служит как раз клумба…
– Вирхиния… даю тебе честное слово, что я не понимаю ни того, что с тобой происходит, ни то-
го, что ты пытаешься мне сказать…
– Джонни… Это так тяжело и так трудно… Мне хотелось бы, чтобы ты об этом догадался…
– Клянусь тебе, что я – не волшебник, у меня нет таких качеств.
– Это я знаю, нет даже качеств предусмотрительного человека.
– Как?..
– Силясь быть хорошим ты оказываешься в дураках.
– Вирхиния!..
– Но это же правда, прискорбная правда… И я видеть тебя не могу таким слепым. Я этого не
выношу, я до смерти страдаю, потому что ты узнаешь всю правду, но я боюсь, что ты мне не пове-
ришь, сочтешь меня скверной клеветницей…
– Ты отлично знаешь, что этого не может быть, Вирхиния. Не соблаговолишь ли ты оставить, наконец, этот драматический тон?.. Ты ребенок, очаровательная малышка, которую я люблю, как се-
стру.
могу тебе стать счастливой.
– Я не могу быть счастливой, пока ты…
– Пока я – что?..
– Ничего… Ничего…
– Опять эти слезы?.. Но, малышка… Ты хочешь остаться такой плаксой?.. Ну, будет, будет, дай
мне руку и пойдем обратно в оружейный зал… Возьмем пару бокалов портвейна “Опорто” и ты по-
обещаешь мне не грустить снова…
– Единственное, что тебя интересует – убрать меня с дороги и успокоить…
– Но, Вирхиния…
– Я отлично это понимаю. Я и сама бы ушла… Но я же страдаю, мучаюсь не ради себя, а ради
тебя, Джонни...
– Ради меня?..
– Ради тебя, Джонни, ради тебя… ведь ты ничего не знаешь, а я не могу никому ничего расска-
зать.
– И что ты хотела мне рассказать?..
– Нет-нет… Это – бесполезно; ты никогда мне не поверишь.
– Знаешь что, ты заставляешь меня беспокоиться?..
43
– Ты обеспокоен – это самое лучшее, что могло с тобой произойти, так тебя не одурачат.
– Кто старается меня одурачить?..
– Она.
– Что ты говоришь?.. На кого ты намекаешь?..
– Она для тебя лишь одна. Женщина, которой ты вручил свою жизнь и душу: Вероника, если хо
чешь, чтобы я выразилась более ясно.
Джонни побледнел, но еще сильнее содрогнулся более опечаленный и гораздо сильнее обеспо-
коенный и потрясенный до глубины души, Деметрио де Сан Тельмо.
Его рука опустилась в карман, судорожно извлекая тот шелковый квадратик, окаймленный тон-
чайшим кружевом, тот женский платочек, который он откопал среди вещей своего брата, с инициалом
– крупной, изящной буквой “В”, похоже, слишком ясно укаэывающей ему путь…
Джонни резко вскочил на ноги. Через мгновение он почувствовал порыв уйти от Вирхинии, не
слушать ее больше, но острое тоненькое жало ревности проникает в его душу, отравляя ее, и удержи-
вает его против воли.
– Вот уже несколько дней ты пытаешься сообщить мне что-то о Веронике… Однако не гово-
ришь и половины слов. Если ты и дальше будешь продолжать в том же духе, лучше будет, если ты ни-
чего мне не скажешь!..
– Ты не знаешь, что бы я отдала, лишь бы заставить себя замолчать, но совесть не оставляет ме-
ня в покое… Ох, Джонни!.. Джонни!.. Ты прав, лучше бы я ничего тебе не говорила … В конце кон-
цов, не я должна рассказывать.
– Подожди, Вирхиния, подожди…
– Нет, Джонни, нет…
– Ну. Говори же. Говори.
– Ты никогда не простил бы меня, возненавидел бы, если бы я была виновна в том, что сделала