Ложь
Шрифт:
нанесенным ему жестоким ударом; но прошло немало времени, а Джонни все молчал. Он остался не-
подвижным, с блуждающим взглядом, искусав до крови губы, словно смакуя беспредельную боль, ко-
торая с каждым мгновением все больше проникает в его душу, все глубже терзая и разрывая ее.
– Джонни… Джонни…
– Она не любит меня, это – правда, и никогда меня не любила… Сейчас я это ясно вижу… Те-
перь я понял ее сомнения, ее беспокойство… Поэтому она отдалила
ет меня…
– Что?..
– Да-да… Она сказала мне, что не любит меня, она отвергла меня!.. Она поведала мне о своих
сестринских чувствах… И это – все, что она может мне дать. Должен признать, что, по крайней мере, со мной она была честна!..
– Джонни… Я тебя умоляю…
– Оставь меня, Вирхиния… Оставь сейчас же… Я больше не могу!..
– Джонни!.. Джонни!..
Вирхиния побежала через садовые клумбы в том направлении, куда Джонни удалился с отчая-
нием на лице, словно убегая от самого себя.
– Джонни!..
Никто из них двоих не заметил мужчину, пришедшего следом за ними, прятавшегося за кустом
и тоже услышавшего эту исповедь, каждое слово которой было, как удар кинжала. В его груди подни-
маются волны слепой ярости и тоски, угрожая задушить его; внутри него ревут голоса ревности, лю-
бви, боли и отмщения… Он сжал кулаки, глядя, как осыпается и превращается в пыль его
47
последняя надежда. Рухнул з'aмок мечтаний и грез, возведенный им против своего желания.
– Это должна была быть она!.. Из всех женщин мира, ею должна была оказаться она!..
Почти физическая боль сжимает его грудь. Кажется, что сердце останавливается, что ему не
хватает воздуха; и словно по заклинанию этого имени, силы покинули его.
– Она… Должна же была Вероника оказаться ею… Вероника, единственная женщина на земле,
которую я смог полюбить!
Глава пятая.
– Джонни!.. Что с тобой?..
– Ох, папа!..
– Что случилось?..
Словно лунатик, Джонни прошел под крытой галереей, и не думая останавливаться перед две-
рью в павильон оружейного зала, когда Теодоро де Кастело Бранко вышел ему навстречу. Следом за
ним – донья Сара с жизнерадостным теперь лицом и несколько любопытных друзей, чье присутствие
гасит горестный вопль, готовый сорваться с губ Джонни.
– Что происходит?.. Мы ждем тебя.
– Да?..
– Подошла твоя очередь. Вероника только что нанесла поражение Хулио Эстраде, победившему
предыдущих…
– Вероника!..
– Не хватает тебя и Сан Тельмо.
– Извинись за меня перед гостями, папа.
– Извиниться за что?..
– Сынок, ты плохо себя чувствуешь?.. Я смотрю, ты очень бледный.
– Джонни, что с тобой случилось?..
– Абсолютно ничего, папа.
Чудом ему удалось овладеть собой. Нужно было мочать, утаивать, скрывать эту боль и эту
ярость. Вопросительные глаза, уставившиеся на Джонни, бесят и раздражают его…
– Если тебе в самом деле плохо…
– Нет-нет, ничего. Смешно тревожить весь мир из-за легкого недомогания. Идемте!..
***
Одним глотком Джонни осушил второй стакан “Опорто”, пока слуга несет ему фехтовальную
маску, рапиру и перчатки. Он не взглянул на Веронику, он не хотел ее видеть, хотя она сидела непода-
леку, всего лишь в нескольких метрах от него, рядом с помостом, где проходили бои. Джонни содрога-
ется, когда Вероника приближается к нему.
– Где тебя носило?.. Ты был первым в списке… А сейчас ты найдешь меня уставшей, и тебе бу-
дет легче победить.
– Не беспокойся, для меня эта партия проиграна заранее.
– Проиграна?.. Почему ты так говоришь?
– Вот увидишь.
Не глядя на нее, он направился к помосту. Ему кажется, что земля уходит из-под ног, стены
вертятся перед его затуманенными тоской глазами. Но он сам не понимает этого. Он не понимает, по-
чему движется, почему шагает, точно робот, предоставленный самому себе. И внезапно все это кажет-
ся ему глупой и нелепой игрой.
– Ты готов?..
Юноша надевает маску, неуклюже сжимает оружие и медлит, созерцая его мутным взглядом, а
Вероника удивленно хмурит брови.
48
– Джонни, что же с тобой происходит?!.
– Ничего, думаю, что плохо себя чувствую. Отложим на другой день поединок.
– Вероника, если для Вас неважна смена соперника, я с удовольствием займу место Джонни!..
Деметрио де Сан Тельмо сделал шаг вперед, продвигаясь к помосту. Никто не обратил внима-
ния на его возвращение в оружейный зал, он никого не удивляет своим странным поведением. Его
губы подрагивают в скорбной улыбке, а глаза более холодны и жестки, чем лезвие шпаги, которую
сжимает его рука.
– Отдохните, Джонни, доставьте мне удовольствие нанести ей поражение!..
Джонни посмотрел на него, словно не понимая. Он движется, как робот, не способный притво-
ряться, овладеть собой и играть на публику, продолжая фарс, к которому его принуждают обстоятель-
ства. Деметрио же полностью пришел в себя и проявляет в своих порывах поразительное хладнокро-