Ложь

Адамс Браво Каридад

больше любить ее, он бы сильно страдал, правда?..

– Не сомневаюсь, сначала помучился бы немного. К несчастью, мой сын Джонни, иногда кажет-

ся мне таким же дураком, как его отец; впрочем, впоследствии, он гораздо сильнее радовался бы, освободившись от подобного бедствия… он позабыл бы как болезнь, как корь, эту глупую влюблен-

ность, обратил бы взгляд туда, куда нужно было с самого начала...

– У меня нет на это надежды, тетя Сара… да это даже и к лучшему, я привожу

его в ярость.

– Ты?.. Почему?..

– Не знаю, мужчины такие странные…

– В них нет ничего необычного, доченька; единственное, что происходит – это то, что хотя они

становятся благоразумнее, в делах любви они немного простодушны, поэтому мы, женщины, должны

хватать их за руку и вести их туда, куда хотим привести…

– Но, тетя Сара, я не умею этого делать …

– Я сделаю это за тебя, когда наступит момент, а потихоньку-помаленьку, постепенно ты

научишься…Ты – ребенок, ангел, но, если ты последуешь моим советам, то победишь.

– Твоим советам…

– Конечно, малышка, конечно… немного терпения и ничего больше. С твоим кузеном будь все-

гда скромной, естественной и ласковой, чтобы он всегда видел в тебе приятную девушку и идеальную

жену… все остальное я беру на себя ради счастья вас обоих…

– Какая ты хорошая, тетя Сара, я должна быть тебе так благодарна! А сейчас ты должна разре-

шить мне пойти в комнату Джонни, спросить его, как он?

– Ты очень этого хочешь?

– Меня беспокоит, что он себя плохо чувствует!..

– Его отец с ним рядом, а потом я пойду взглянуть на него, но, если ты хочешь опередить ме-

ня…

– Да… да, тетя Сара… Позволь мне пойти прямо сейчас, чтобы прийти чуточку, капельку рань-

ше, приблизиться на цыпочках и преподнести ему сюрприз… Ты прстишь меня, если я оставлю тебя

одну за столом?

– Единственное, что я не могу простить тебе – это то, что ты ничего не съела.

– Это потому что мне грустно, и я в нетерпении… Разреши мне, чтобы я пошла прямо сейчас…

– Ну, иди; позже я принесу тебе стакан молока в постель, и ты весь его выпьешь, если не хочешь

меня огорчить.

– Все, что ты захочешь, милая тетечка… Я тебя обожаю…

55

– Она – ребенок… ангельский ребенок!.. Любовь отбивает аппетит… Хенаро, а теперь принеси

мне жареное мясо.

***

Находясь в одиночестве в номере отеля, Деметрио де Сан Тельмо уткнулся лицом в ладони,

погрузившись в пучину своих размышлений, стараясь упорядочить хаос, творящийся в его душе.

Сидя перед распахнутым окном, он не заметил наступления ночи, все так же слепо моргая от

сияния и блеска разноцветных огней города. Но вот, наконец, он поднял голову,

бледный, с суровым

выражением лица и взглядом еще более упрямым и смелым, чем прежде, с еще более отяжелевшим и

волевым подбородком.

– Я сделаю то, что должен сделать!

Деметрио подошел к столу и зажег небольшую лампу. В ящиках он ищет ручку, конверт и бу-

магу, тотчас же присаживаясь к столу с тем самым своим злым и роковым спокойствием.

– Ну что же, один фарс против другого!.. Ложь против обмана; фальшивая любовь против дру-

гой, еще более лживой любви!..

Ничуть не содрогнувшись, его рука начала писать любовное послание…

“Вероника, душа моя… Вас удивит начало этого письма и та манера выражаться, которую Вы

от меня не ждете; но я не в состоянии выразить мои чувства словами, гораздо легче доверить это бу-

маге, и я молю Бога, чтобы Вы не отвели глаз от этих строчек… Продолжайте читать, Вероника, или я

буду слишком несчастен…”

***

– Для меня?..

– Да, сеньорита. Его принес паренек, посыльный в униформе отеля “Палатино”, но он сказал, что он не ожидает ответа.

– Хорошо. Спасибо… Ах, подожди!.. Отнеси все это.

– Вы насилу поужинали, сеньорита. Вы плохо себя чувствуете?..

– Пустяки. Немного устала… Я лягу пораньше.

Горничная быстро собирает почти нетронутый ужин, который Вероника оставила на столике в

своей комнате. Вероника же между тем направляется к креслу, зажигает небольшую лампу, чтобы

скорее прочитать эти строчки, это письмо, отправитель которого был угадан с первой секунды.

На этом длинном конверте с грифом отеля, размашистый и твердый почерк выдает крепкую

руку, которая его надписала, ту руку, чью безрассудную, слепую, безотчетную власть, чью грубую жи-

вотную силу вспоминает Вероника со слабой улыбкой влюбленной…

– Вы ничего не желаете, сеньорита?..

– Ничего. Ах, да!.. С Джонни все хорошо?

– Не знаю, сеньорита. Ни он, ни дон Теодоро не ужинали за столом, но я совсем не слышала раз-

говоров, что за ним нужен уход. Хотите, чтобы я спросила, сеньорита?..

– Вечером я сделаю это сама…

Оставшись одна, Вероника вскрыла конверт с письмом – в нем всего несколько строчек – и

она читает его, не торопясь, глаза ее скользят по этим скупым словам, а сердце бьется все быстрее, разгоняя по жилам кровь.

“Вероника… Если Вы способны простить непрощаемое, быть может, Вы сможете

извинить и мой приступ ярости тем вечером.”

– Дикарь мой!..

“Боюсь, я чрезмерно удален от общества, по крайней мере, от Вашего круга, и, боюсь, что