Лучи жизни
Шрифт:
Чаша терпения рабочих переполнилась. Заводы, еще продолжавшие работать, и предприятия общественного обслуживания останавливались. Профессиональные союзы один за другим объявляли забастовку. Организовался центральный стачечный комитет. По его разрешению в городе продолжали действовать лишь водопровод и канализация. Метро, автобусы, грузовые автомобили, воздушные поезда прекратили движение. Столица приняла необычный вид. Люди заполнили не только тротуары, но и проезды улиц. Изредка сквозь толпу, неистово гудя, медленно пробирался грузовик с плакатом: "С
Биржа ответила на события катастрофическим падением акций.
Президент Бурман выступил по радио с речью, в которой призывал к спокойствию, к разумной уступчивости, взаимопониманию и подчинению своих мелких эгоистических интересов общим интересам Великании. Проникнувшись сознанием новой для себя миссии примирителя враждующих социальных сил, господин президент мобилизовал все свое красноречие. Перед мысленным взором его колыхалось море голов - у репродукторов и лес рук, приветствующих своего президента-примирителя. Он чувствовал, как его шансы снова повышаются...
На самом патетическом месте в кабинет вошел личный секретарь президента. Он почтительно стал в стороне и, как показалось президенту, с умилением слушал. Это еще более вдохновило господина Бурмана.
Терпеливо дождавшись паузы, секретарь осторожно сказал:
– Простите, господин президент, вы можете передохнуть... Вышло недоразумение... Дело в том, что радиостанции уже полчаса бездействуют...
23. Феникс из пепла
Он родился в мире, где царил бизнес, превращенный в азартную игру; в этой игре выигрышем была нажива, а ставкой - человеческая жизнь.
Айра Уолферт. "Банда Тэккера"
Предстоящее свидание с Чьюзом не радовало Ношевского. Он ехал к профессору с тяжелым чувством. Его не покидало сознание того, что он сделал нечто непоправимое и Чьюз не может быть им доволен.
Старик поджидал его вдвоем с сыном. Как Ношевский и ожидал, после взаимных приветствий и поздравлений Чьюз сразу же заговорил о соглашении. Где оно, что с ним, почему оно не опубликовано? Его необходимо сейчас же опубликовать, чтобы разоблачить новую фальшивку Докпуллера.
– Соглашение уничтожено, - с трудом выговорил Ношевский.
– Кто его уничтожил?
– Я.
– Вы?
Ношевский сказал Чьюзу все те слова, которые столько раз говорил себе. Чьюз напряженно слушал, лицо его темнело.
Сын, подойдя к креслу, осторожно доложил руку на плечо старика.
– Спокойно, отец, спокойно.
– Как вы смели?
– едва сдерживая себя, спросил старик.
– Разве для этого я его у вас оставил?..
– Позвольте, профессор, - возразил адвокат, - если уж на то пошло, вы его мне не оставляли. Правильней сказать, что вы его потеряли. Я подобрал его и спрятал, когда вы упали в обморок. Если бы не я, оно непременно попало бы в лапы Докпуллеру. Этого не случилось - первый выигрыш. Второй выигрыш - я добился вашего освобождения.
– Я вернусь сию же минуту в тюрьму. Дайте договор!
– воскликнул старик, вскакивая с кресла, как будто
Сын удержал его за руку.
– Успокойся, отец! Возвращаться в тюрьму незачем. Хотя бы уже потому, что Ношевский здесь ни при чем. Неужели вы, господин Ношевский, в самом деле думаете, что это вы освободили отца? Неужели вы не понимаете, что они не стали бы долго держать его в тюрьме? Ведь это значило бы погубить секрет! Пустить же фальшивку против коммунистов вы им действительно помогли. Еще бы! Вы уничтожили документ, изобличающий Докпуллера!
Ношевский молчал. Молодой ученый говорил именно то, о чем он уже сам догадывался, но в чем не смел сознаться даже самому себе.
– Я не понимаю, почему вы вообще не выполнили моего поручения? раздраженно спросил Чьюз.
– Почему вы не передали договор в редакцию "Рабочего"?
– Очевидно, господин Ношевский постеснялся иметь дело с коммунистами, сказал Чьюз-младший.
Ношевский вздрогнул, как от пощечины.
– Ничего удивительного, - спокойно продолжал Чьюз-младший.
– Эта болезнь сильно распространена среди нашей интеллигенции. Но как бы там ни было, господа докпуллеровцы добились своего: они уничтожили компрометирующий документ и соорудили фальшивку против коммунистов.
– Положим, они добивались другого, - сказал Ношевский, чтобы хоть отчасти оправдаться.
– Они вовсе не хотели уничтожить документ. Они хотели завладеть им. Не забывайте, что он подписан профессором Чьюзом. Мне предлагали за него миллион."
Зачем я это сказал?" - сейчас же пожалел он.
– Миллион?
– переспросил Чьюз и прищурился.
– Хорошая цена. Почему же вы не согласились?
Он повернулся к сыну:
– А впрочем, может быть, и согласились. Откуда мы знаем?..
У Ношевского задрожали губы. Он не мог произнести ни слова.
– Это ты уж напрасно, отец, - укоризненно сказал Чьюз-младший.
– Не знаю, не знаю...
– недовольно проворчал старик. Видимо, он уже пожалел о сказанном.
– Может быть, ошибаюсь. Прошу извинить. Но господин Ношевский огорчил меня не меньше.
Обида была так глубока, что Ношевский даже не стал оправдываться. Так и не сказав ни слова, он откланялся и ушел.
Дома он долго не мог прийти в себя. Как могло случиться, что его заподозрили в такой подлости?
Немного успокоившись, Ношевский стал вспоминать все свои поступки один за другим. Вдруг он со всех ног бросился в ванную. Перевернув все вверх дном, он нашел наконец конверт, в нетерпении разорвал его и извлек оттуда пачку старых фотопленок. Он быстро перебрал их, и лицо его осветилось радостной улыбкой. Он нашел то, что искал.
Это была фотокопия договора, которую Ношевский носил в редакцию "Свободы". Какое счастье, что сыщики не наткнулись на нее!
Керри не согласился опубликовать копию без подлинника договора согласятся ли коммунисты? В случае надобности он даст показания о том, как был уничтожен подлинник.