Лучший подарок для генерала
Шрифт:
…вы не хуже меня понимаете, что такая женщина, как я достойна лучшей партии…
…посему довожу до вашего сведения, что вынуждена с вами расстаться…
…мне жаль…
Господи! Я прижала письмо к мокрой от слез груди. Мне было жаль! Мне было безумно, чертовски жаль прошедших десяти лет. Почему я еще тогда не пошла к нему? Почему не попыталась ничего выяснить? Гордость? Во всем виновата она. Мерзкая. Лживая. Холодная. Бесчувственная гордость. Правильно говорят: «Гордыней мостим
Я отбросила письмо, утерла ладонью слезы и раскрыла медальон. Я могла бы и не делать этого. Что там внутри, мне было прекрасно известно. И все же взгляд на знакомый портрет родил во мне новые рыдания. Та Селия была такой юной, такой наивной и неискушенной. Во мне сегодняшней почти ничего не осталось от нее.
Даже любовь, что связывала меня с прошлым, только что умерла.
Я закрыла медальон, положила его сверху на письмо. Ничего не поделаешь — прошлое не вернуть. Но я хотя бы попыталась.
За окном все так же бушевала метель. Пламя потрескивало в камине. На столике в вазе безмолвно умирали цветы. Из зеркала, из-под плотной занавеси, послышалось деликатное покашливание.
— Что тебе? — встрепенулась я, машинально прикрыв одеялом грудь.
— Там все так плохо в этом письме?
— Больше, чем плохо, — я бросила на пожелтевший лист брезгливый взгляд, — там гнусная ложь. Вильгельм тогда пожертвовал ради меня всем. Я не представляю, как он пережил всю эту мерзость.
— Я слышал, что отец лишил его наследства?
Я кивнула, словно Сэми мог видеть это сквозь полотно.
— Когда Вильгельм объявил о своем намерении жениться на мне, старый граф пришел в ярость. Разразился настоящий скандал. Вильгельма поставили перед выбором или я, или титул и наследство.
— И он выбрал тебя?
Я вновь разревелась.
— Выбрал. Он любил меня. И практически стал изгоем в своей семье. Отказался от всего, чтобы быть со мной. Все что у него осталось — это маленькое поместье, полученное от покойной матери.
— Ты потому и не пошла к нему выяснять отношения, когда объявили о его помолвке с Лорейн? Решила, что он предпочел тебе титул и деньги?
Что тут ответить, именно так я тогда и подумала. Я даже понимала его выбор. Пыталась понять. А потом случилось желание Робера Трюзо и эта мерзкая ночь.
Колье, лежащее на подоконнике, оскорбленно сверкнуло белыми искрами, а меня передернуло от воспоминаний. Гадость! Какая гадость!
На следующее утро я просто сбежала. Уехала почти на год. Если бы я тогда узнала про письмо. Если бы пошла к Вильгельму и все ему объяснила. Если бы…
Что толку теперь об этом? Прошлое не вернуть. А сейчас, когда у Вильгельма снова есть и титул, и деньги, и власть, он попросту мне не поверит.
Слезы на моем лице сменились горячим жаром стыда. Господи, какой позор!
— Ты не пойдешь его догонять? — в голосе Сэми не осталось ни единой смешинки.
Я покосилась на письмо. Бросила излишне поспешно:
— Нет!
— Зря, — сказал он. — Тогда я сам!
— Стой! Не надо…
— Но почему? — за три года он перенял у меня привычку задавать неудобные вопросы.
Я вздохнула.
— Не нужно. Пусть прошлое, останется прошлым. Я все равно не смогу ничего доказать.
— Глупо, — только и ответил дух.
Я и сама понимала, что глупо, но ничего с собой поделать не могла.
Глава 7
Обман длиною в десять лет
В дверь вновь постучали. Я не успела даже подумать, кто там еще, как встревоженный голос Альберта спросил:
— Селия, к тебе можно?
Какой там можно! Я голая, зареванная, в одеяле.
— Нет! Я не одета.
— Быстро одевайся, у меня к тебе разговор.
Быстро, легко сказать. От расстройства у меня тряслись руки. С грехом пополам удалось натянуть белье. Потом я надела нижнюю рубашку, сверху накинула домашнее платье. Чуть было не сказала, что можно, но вовремя спохватилась — подпихнула разорванное платье под кровать, на постель набросила покрывало, чтобы прикрыть простыню и подушки.
Вновь себя остановила и отдернула драпировку на зеркале. Сэми внутри не было. Мне не хотелось даже думать, где бродит сейчас мой дух-секретарь. Из зеркала смотрела опухшая, зареванная дамочка, с размазанной по щекам тушью.
О, Господи! Такое лицо нельзя показывать никому.
— Альберт, я не смогу тебя принять! — мой голос вновь наполнился слезами.
— Это еще почему?
По тону вопроса было ясно, что герцог не отступит.
— На меня сейчас нельзя смотреть. Я страшная…
— Глупости, Селия. Быстренько умойся, и станешь свежа, как майская роза.
— Погоди…
Я и правда метнулась в туалетную комнату. Включила холодную воду, плескала в лицо до тех пор, пока кожа не перестала гореть. Потом слегка промокнула влагу, оставив щеки высыхать. Поняла, что могу спокойно мыслить, и взялась за щетку для волос. Прическа пребывала в полном беспорядке. Мне удалось собрать на затылке пряди и заколоть их двумя серебряными гребнями.
Обычной красоты этим достичь не вышло, но все же…