Лукиан Самосатский. Сочинения
Шрифт:
36. И лишь до тех пор философы — друзья-приятели между собой, пока не ляжет золото иль серебро меж них. Но стоит кому-нибудь показать хотя бы один обол, кончено: мир нарушен, ни соглашение, ни переговоры невозможны, долговые записи в книгах зачеркнуты, добродетель прочь бежит — словом, то же происходит, что с собаками: когда кто-нибудь кость в середину своры бросит, они накидываются, кусают друг друга и завладевшего костью пса провожают лаем. Рассказывают, что один египетский царь однажды военной пляске выучил обезьян; животные, наиспособнейшие в подражании человеку, очень быстро усвоили ученье и плясали, в багряницы облаченные и масками прикрытые.
37. Вот так же и те «философы» поступают, и я именно их порицал и никогда не перестану обличать и высмеивать. Что же вас касается и вам подобных, ибо существуют — да, да! существуют люди, воистину взыскующие философии и вашим законам верные, — то никогда я не дошел бы до такого безумия, чтобы хулу какую-нибудь на вас изречь или хотя бы грубое слово сказать. Да и что бы сказать я мог? Разве вы при жизни совершали что-нибудь подобное? А эти крикуны богопротивные заслужили, я полагаю, ненависть. В самом деле, неужели ты, Пифагор, или ты, Платон, или Хризипп, или Аристотель, скажете, что хоть в чем-нибудь приближаются к вам эти обманщики, что в своем поведении они обнаруживают близость и родство с вами? Клянусь Зевсом: вы и они — это "Геракл и обезьяна", по пословице. Или в том, что у них длинные бороды, что они, по их словам, философствуют, что видом сумрачны — в этом надо видеть сходство между ними и вами? Впрочем, и сходство я допустил бы, если бы они по крайней мере верно и правдоподобно вели игру. Но ведь легче ястребу сойти за соловья, чем этим людям — за философов! Итак, все, что я имел сказать в свою защиту, я сказал. Ты же, Истина, засвидетельствуй перед судом, истинны ли слова мои.
38. Философия. Отойди теперь, Храброслов, в сторону. Как же поступим мы? Каково ваше мнение о речи подсудимого?
Истина. Мне, Философия, все время, пока он говорил, хотелось сквозь землю провалиться: до такой степени истинны все его слова. Я слушала и узнавала каждого из совершивших тот или другой поступок и про себя соединяла имена с делами: вот это — к тому относится, а это сделал такой-то. И вообще он показал людей так ясно, будто на какой-нибудь картине, с полным сходством, не только одни тела, но и души самые изобразив во всех подробностях.
Скромность. И я совсем покраснела от стыда, любезная Истина.
Философия. А вы что скажете?
Восставшие. Да что ж тут думать? Снять с него обвинение, а самого к друзьям нашим и благодетелям причислить! Сказать прямо — с нами то же, что с троянцами случилось: на свою голову мы певца заставили петь о невзгодах фригийцев. Так пусть же продолжает песню и тех, богопротивных, изображает!
Диоген. Я и сам, Философия, всячески похвалы ему выражаю, отказываюсь от обвинения и другом моим объявляю этого мужа за его благородство.
39. Философия. Отлично! Итак, Храброслов, ты оправдан, оправдан единогласно, и на будущее время считай себя нашим.
Лукиан. Поклонимся Победе, крылатой богине! Впрочем, я думаю сделать это более трагически — торжественней выйдет:
О, святая Победа,Добродетель. Итак, приступим теперь ко второму кругу: вызовем тех, о ком говорил этот человек, — да понесут кару за все оскорбления, нанесенные нам. Обвинять же будет Храброслов каждого из них по очереди.
Лукиан. Правильно, Добродетель, сказано! А ну-ка, милейший Вывод, малютка Силлогизм, нагнись туда в город и созывай философов.
40. Силлогизм. Слуша-ай! Ти-и-хо!! Всем философам явиться на Акрополь — ответ держать пред Добродетелью, Философией и Справедливостью!
Лукиан. Ага! Кое-кто собирается, расслышав клич. Значит, все-таки есть такие, что боятся Справедливости. А большинству из них совсем и некогда: около богатых заняты. Но, если хочешь, чтобы явились все, ты вот как закричи…
Философия. Нет, нет! Ты сам, Храброслов, созови их, каким хочешь способом.
41. Лукиан. И это — не трудно… Слуша-а-ай! Ти-и-хо!! Всем называющим себя философами! Всем считающим себя достойными этого имени — явиться на Акрополь для дележки!! По две мины каждому будет выдано и пирожок сезамовый. А бороду длинную представивший еще и смокв кружок получит вяленых. А нести с собой каждому целомудрие, справедливость, воздержание — не обязательно! Если нет их, так и не надобно! Представить же по пяти силлогизмов с каждого: без них быть мудрецу не полагается!
На кон поставлены два золотых полновесных таланта:Тот их получит от судей, кто спорщиком лучшим предстанет!42. Ого! Вся дорога в гору — полна! Толкаются! Вот что значит только прослышать о двух минах. А вон с Пелазгика — еще! И от храма Асклепия — тоже! А со стороны Ареопага-то — еще больше! Смотрите — и от могилы Тала некоторые взбираются! И даже такие нашлись, что с севера, от Диоскуров, лезут, приставив лестницы. Ах, Зевс! "Гудят, как пчелы, гроздьями роятся", — опять говоря гомеровским языком. Да вон и оттуда огромные толпы и отсюда целые
Тьмы, будто листья в лесу и цветы на лужайках весною,Ну, вот полон весь Акрополь философов, "с шумом" старающихся сесть поближе. И — куда ни глянь — котомки, бороды, лесть, бесстыдство, посохи, жадность, силлогизмы и… сребролюбие! А немногие, что на тот первый зов сюда явились, ничем не выделяющиеся, без особых примет, смешались с толпой остальных и затерялись в этом наружном сходстве с другими. Вот это и есть самое страшное, Философия, и кое-кто, пожалуй, не без основания упрекнет тебя за то, что ты не наложила на верных тебе никаких отличий и примет. Ибо часто всякие обманщики выглядят правдоподобней, чем истинные философы.
Философия. Скоро это будет сделано. Но выслушаем их.
43. Платоники. Нам первым получать — платоникам!
Пифагорейцы. Нет, пифагорейцам — нам: Пифагор-то ведь раньше жил!
Стоики. Болтаете пустое! Мы лучше, из Стои!
Перипатетики. А вот — нет! Где разговор о ценностях, там будем, пожалуй, мы первыми, прогуливающиеся мудрецы.
Эпикурейцы. Нам, эпикурейцам, пирожков дайте и мармеладу! А с деньгами мы подождем, хотя бы получили последними.
Академики. Где они, два таланта? Сейчас покажем, насколько мы, академики, задорнее всех спорим!