Лунная походка
Шрифт:
Итак, я Джек Эмерсон, мне предстоит сыграть концерт для скрипки. Одна из дверей ведет в небольшой зальчик, мест на тридцать-сорок, где уже рассаживаются. У меня заметно дрожат пальцы.
– Выпейте, это пройдет. – Сузи протягивает мне рюмку подогретого коньяку. Моего проводника зовут Алекс, он открывает футляр и вынимает скрипку…
– Так вот, – говорю я публике и конкретно мужчине, сидящему в первом ряду и покачивающему ногой в ботинке, на котором кусочек засохшей грязи прилип к носку. – Сейчас я попытаюсь вам сыграть все то, о чем
Смычок коснулся струн, и полилась мелодия.
Первым упал со стула сидевший в первом ряду, тот, к кому я обращался. Затем один за другим стали заваливаться и громыхать слушатели с соседних стульев. Когда очередь дошла до последней слушательницы со слуховым аппаратом на коленях, из него раздался пронзительный свист, и прежде чем упасть, женщина успела хлопнуть в ладоши.
Ордер
Я тебе ничего пока уже давненько, да и сугробы к тому же в даль дальнюю то ли манят, то ли оставляют обзаводиться скарбом там всяким, домовиной, к примеру. Решительней внедряйте мечты пустопорожние!
Из сосняка два спортивного вида юноши в штатском на лыжах.
– Чего изволите? А сами дубинки резиновые туда-сюда, туда-сюда.
– Отца али сына? – задает провокационный вопрос один с лыжами за плечами в чехол зачехленными. А второй снежок лепит и так как-то прищуривается.
– Сына, – говорю. – А промежду прочим я ведь заметил, как вы в снежок гайку упаковали.
– А, ну как же, «Даму с камелиями» читал-с.
– А я вот не удосужился, и вообще в последнее время какая-то пертурбация.
– Может возраст такой, – говорит с лыжами в чехле, а сам столик раздвижной растележивает, второй помогает и галстук выпавший поправляет. Шляпы им даже к лицу. А то шел как-то мимо монтажного колледжа автор этих строк в шляпе, дай, думаю, пройдусь, а тут перемена, как назло, и они, все эти симулякры, как дэнди лондонские одеты, и я выплываю в облезлой куртке со сбитого еще немца, надо полагать, и в темных очках под Майкла Джексона.
– Привет-привет.
– Пока-пока.
Они на ступенях под колоннами в колготках в обтяжку, с сигаретками, и от хохота дружного в мою сторону аж стены содрогнулись.
– Ну и что, что же тут такого? – говорит парень в сером плаще, сидящий на раздвижном, как у меня, стульчике. Курит сигареты «Мальборо».
– Конечно, это к делу не относится, – говорю, а сам стараюсь не замечать
– Тогда что, что относится!? – кричит со снежком, как видно, передумал мне его подвесить.
Со стороны забавно получается – сидим мы, значит, на балконе, внизу город шубы заворачивает, а тут дебаты какие-то. Может, эти субчики под занавес мою персону вниз головой, дорожное, мол, происшествие, пдд не соблюл, поскользнулся, хрясть! Сидящих в «Мерсе» подбросило, и поминай, как звали.
Да я-то что, ничего, никаких претензий, ну, ты таскал текст, сложенный ввосьмеро в заднем кармане брюк, целых полгода. Там было так «Даже если не ответишь, все равно буду морально удовлетворен». Не ответила. Да и как ей мне ответить, куда, во-первых, на что? Я ведь так и не отослал.
Спрашиваю – почем у вас конфеты в Греции?
– Столько-то, – говорит.
– А во Франции?
– Столько же.
– Да, дороговато.
– В Швеции?
– Цена одинаковая.
– Япония?
– Да.
– Англия?
Тут я вижу, не нравится ей чехарда эта.
– Берете – не берете?
– Я подумаю.
Вышел, обошел вокруг девятиэтажки.
– Ладно, – говорю, – что ж поделаешь, хотел чаю купить. Давайте.
– Сдачи, – говорит, – нету.
И губу так жеманно поджала, как Мона Лиза.
– Вообще-то мы за тобой, – говорит юноша в коричневом, от Леграна, галстуке и показывает мне бумагу.
– Что это?
– Ордер.
– Погодите, я очки… где-то тут у меня в каком-то из карманов, с годами, сами понимаете, здоровье почему-то не улучшается. Итак ордер, откуда?
– Оттуда, – и юноша показал на перистые облака, медленно и бесшумно проходящие над нашей загородной виллой.
– А вы знаете, сегодня день памяти Нино Рота.
– Да, да, прекрасный был музыкант.
– Композитор, ну помните – «Крестный отец», сцена смерти в белой сирени.
– Извините, не смотрел.
– Амаркорд?
– О, да!
– Оказывается, сегодня же и юбилей Давида Тухманова!
– Правда?
– Я шел печаль свою сопровождая…
– А мне больше «Гу-у-ут На-айт…»
– А мне больше «Жил был я» в исполнении Градского – «Кажется, что жил, где же прежний я с золотим песком?…»
– Да вы наливайте, не стесняйтесь.
– А пропади все пропадом.
– А вы можете вот сейчас показать мне одну особу?
– Какую? Впрочем, нет проблем.
Он поставил на стол плоский серый чемоданчик, открыл его, и я уставился в мерцающий экран.
– Привет!
– Привет! Это что, ты что ли?
– Ну да.
– Херомантия какая-то, как ты в телевизор-то попал?
– Не в этом дело, понимаешь, за мной тут пришли.
– Давно пора.
– Кроме шуток, вот ордер.
Я протянул бумажку, и она оказалась у нее в руке.