Лунное сердце
Шрифт:
И Пэквуджи рассказал Саре о беседе между дедом и внуком, которую он подслушал.
– Похоже, что Талиесин был удивлен условиями Старейших не меньше, чем я, – заметила Сара, когда Пэквуджи закончил рассказ.
– Да, его душа и ум воевали друг с другом, – подтвердил Пэквуджи.
– Тогда дело обстоит совсем скверно, – сказала Сара. – Если уж Талиесин собрался стольким пожертвовать ради меня, придется мне пройти это испытание до конца. Ведь Демон охотится даже не за мной – ему нужен Том Хенгуэр, учитель Киерана. – Но тут она вспомнила,
– Не возвращайся, – попросил Пэквуджи. – Погляди на себя. Здесь ты дома.
Он имел в виду платье, в которое Мэй-ис нарядила Сару. С косичками, в мокасинах и длинных штанах, Сара, наверное, и впрямь выглядела туземкой. Но она встряхнула головой.
– Нет, не дома. Я сама не знаю, где мой дом. Раньше знала – дом там, где я нахожусь. Но это было до того, как я узнала все, что знаю теперь. Как я смогу быть прежней, когда поняла, что существуют волшебство, магия, что мир не один, их видимо-невидимо – только исследуй! Теперь, когда я узнала, каково это – ощущать такой мир и покой в душе, разве я смогу быть счастливой, не стремясь снова это почувствовать?
Они помолчали, каждый погруженный в свои мысли. Сара вынула из кармана кисет, свернула сигарету и закурила. Она предложила Пэквуджи затянуться, но он отказался.
– Делить дым Матери-Медведицы можно только со своими соплеменниками, – объяснил он. – С такими, как я, нельзя. Когда я обмениваюсь клятвами в верности, мне не надо священного дыма, не надо смешивать кровь. Да уж если на то пошло, моя кровь не очень-то смешивается с кровью смертных.
– Почему?
– На смертных это плохо действует… Они становятся какими-то… дикими.
И он вызвал в воображении то, что не мог объяснить словами. Сара сразу почувствовала себя так, будто наглоталась ЛСД. Неожиданно на нее обрушились запахи, внезапно усилившиеся звуки, видения, так что у нее закружилась голова. Тут же все прошло, но она прислонилась к Медвежьему Камню, все еще ощущая слабость.
– Это как опьянение, – проговорила она. – Только постоянное, а не временное.
Пэквуджи уловил смысл ее слов и кивнул.
– Да, некоторые сходят с ума, – подтвердил он. – А некоторые становятся мудрыми, но шальными.
Он замолчал, долго смотрел на Сару, потом потряс головой. Саре не надо было учиться читать мысли – она и так поняла, о чем он подумал. Если они с Пэквуджи смешают кровь…
– Нет, спасибо, – сказала Сара. – Мне только этого не хватает. Я и так уже вполне созрела для психиатра.
– Останемся сердечными друзьями, – предложил Пэквуджи. – Будем родственными сердцами.
– Вот это мне больше нравится.
– Ну а теперь… ты уйдешь в тот мир?
– Думаю, да.
– И даже не попрощаешься с Рыжеволосым?
– Я полагаю, он уже знает, что я возвращаюсь к себе.
– Я подсоблю тебе, – сказал Пэквуджи. – Сам я не умею скакать из одного
– Сделаешь кое-что для меня, когда я уйду отсюда? – спросила Сара.
– Что? – спросил Пэквуджи, хотя уже догадался сам.
– Стань другом Талиесину. По-моему, ему нужны верные друзья. Скажи ему, что я люблю его, и если не вернусь, то не потому, что не захотела. Но когда-нибудь, где-нибудь мы с ним обязательно встретимся.
– Я передам ему. Он тоже будет мне родственным сердцем. Ради тебя.
Они встали, и Сара впервые обратила внимание на свой наряд. «Надо было переодеться. Ну да все равно, теперь уже поздно». Она повернулась к Пэквуджи, хотела узнать, как ей надо встать, куда смотреть, и замерла. Хоночен-о-ке стоял, склонив голову, словно чутко прислушивался к чему-то, лицо у него было странное.
– Что такое? – спросила Сара, чувствуя, что надвигается что-то дурное.
– Быстро уходи отсюда!
– Да что случилось?
– Трагг-и! – воскликнул Пэквуджи, вынимая из-за пояса свисток. – Собери все свои внутренние силы! Быстрей!
Сара не могла сосредоточиться. На поляне, где раньше все дышало покоем, теперь стало гнетуще душно. На Сару снова нахлынули все страхи, сомнения и опасения, от ее отваги не осталось и следа, ей хотелось только упасть прямо там, где она стояла.
– Сара! – окликнул ее Пэквуджи.
Ее мысли коснулись его мозга, и он понял, что с ней творится.
– Я тебя перемещу! – объявил он. – Прощай!
Он встал на цыпочки и поцеловал ее в щеку. Его губы показались Саре сухими, и она почувствовала, какой жар исходит от него. Холодная, застоявшаяся в венах кровь ускорила бег. Сара глубоко втянула в себя воздух, а Пэквуджи, приложив свисток к губам, начал насвистывать мелодию, которую играл Талиесин. И наконец Сара смогла сдвинуться с места. Ее душа отозвалась музыке, и она сосредоточилась на мыслях о Доме Тэмсонов, о своей комнате, о безопасности.
– Прощай, – прошептала Сара.
Фигура Пэквуджи начала расплываться. Сара снова ощутила знакомое чувство, будто несется, вертясь, в никуда. Потом ее поглотила темнота, и она исчезла.
Пэквуджи долго стоял, глядя на то место, где только что была Сара, он встрепенулся, лишь почуяв приближение трагг. Сразу изменившись, он превратился в девушку, чьи кудри были заплетены в косы, в девушку, одетую в вышитое белое платье и длинные бежевые штаны. На пальце у девушки блестело кольцо.
Он выждал, чтобы появившиеся из леса трагг-и заметили его, и только тогда бросился в чащу. Он спокойно мог умчаться от них, но нарочно приноравливался к их шаркающей иноходи. Сбежав с холма, он повлек их за собой, устремившись к елям, притворился, что устал, но как только они приблизились, снова стремглав бросился вперед. Лишь решив, что завел трагг достаточно далеко от цели, Пэквуджи дал им настичь себя.