Львы и Сефарды
Шрифт:
— Пошлите за лучшими лекарями Гончих, — приказывает Анга, не глядя на меня. — Пусть приходят сюда из своих селений.
— Вас много? — спрашиваю я одними губами.
— Больше, чем ты думаешь, — отзывается она. Женщины уходят — так же молча. — Наши селения — там, среди скал. Нас невозможно найти. Мы сами приходим и берем то, что мы хотим.
— Почему Третьи смуты? — снова спрашиваю я. — Ведь я теперь одна из вас. Ты мне расскажешь, Анга Гарсия.
— Не только расскажу. Пойдем со мной.
Она ведет меня в одну из ниш, которая
— Здесь никого нет, — озвучиваю я.
— Они придут, — отзывается Анга спокойно. — Ты только подожди. Они приходят ровно в полдень.
— Кто приходит, Королева? — Я поворачиваюсь к ней.
— Люди Белого воинства.
Глава седьмая. Белое воинство
Мы сидим в тишине: я и Анга. Не знаю, о чем думает она. Я вспоминаю всю историю Лиддеи. Почему же Третьи смуты? Почему не Первые, когда сепаранты спустились с гор и стали зазывать народ подняться с ними, стать свободными, взобраться на вершины скал? И почему не Вторые — начало строительства Зиккурата, который должен был стать знаком нашего единства, а стал раздором в наших землях? Уж не связаны ли эти люди с Азарданом? Почему-то подозрений слишком много. Они знакомы с Малкольмом — а это уже повод для волнений. Хотя не шибко-то они похожи на азарданцев. Азарданцы смуглые, с особенным разрезом глаз, а эти выглядят как наши. Малкольм и тут — сплошное исключение из правил.
— Твой ненаглядный Росс — слабак, — вдруг начинает Анга. — Его земля не принимает, вот он и полез на небо. А знаешь, для чего? — Она смотрит на меня в упор. — Да для того, чтобы погибнуть как герой. Он попросту самоубийца. Повеситься или пулю в висок пустить-то духу не хватает. А так — знамена, ордена, медали и награды…
— Но зачем ему умирать? — отзываюсь я непонимающе.
— После того, что он сотворил, только это и остается, — Анга нетерпеливо прохаживается по пещере взад-вперед. — И мне его не жаль. Он гонится за искуплением, а искупление лишь в смерти. Да и негоже сожалеть о ранах, выставленных напоказ.
— Анга, что-то ты перегибаешь, — говорю я тихо. — Он — боец. Он — воин. Хотел бы умереть — остался бы на месте катастрофы и спокойно умер. А он встал. Цеплялся за спасение. Ты не права.
— Да все они такие, — бросает она равнодушно и снова обходит меня кругом. — Сначала ищут способа погибнуть по-геройски, а чуть порохом запахнет — сразу бьют по тормозам… Смотри, смотри! — Она резко оборачивается. — Они вступают!
Я чувствую порыв неизвестно откуда взявшегося ветра. Анга закрывает лицо ладонью и почтительно склоняет голову. Я смотрю на нее удивленно и повторяю жест. Не может быть такого. Неужели есть еще люди, перед которыми кланяется сама Королева-Гончая?
Или…
Воздух начинает трескаться, как будто на затертой кинопленке. Раздается звук, похожий на противный белый шум. Он заполняет всю пещеру, и Анга отводит меня на пару шагов назад. Внезапно сквозь трещины и шум проступает белый силуэт. За ним еще один. И еще. Чуть дрогнув, словно из-за плохой съемки, силуэты застывают. Они стоят к нам спинами. Их лиц не видно. Их уже пять… пятнадцать… несколько десятков. Стройные ряды, сомкнувшиеся на наших глазах.
— Что это? — спрашиваю я ошарашено.
— Смотри и слушай.
Смотреть там, правда, уже не на что. Люди в белом, совершенно не похожие на хедоров, замирают на своих местах, а белый шум не прекращается. Но вскоре сквозь него начинают ясно проступать слова. Они похожи на гул толпы, на шум прибоя, на шелест листвы. Едва заметные, еле различимые. Но Анга слушает с благоговением. И я внимаю. Глаз не отвести.
«Объединение на Зиккурате…»
«Анклав падет…»
«Из пепла мы восстанем, насаждая красоту…»
«Когда придет Солнечный шторм…»
Они говорят с нами. Говорят о мире, в котором не будет нашего анклава, не будет разделения на лиддийцев и азарданцев. Не будет сефардов, не будет обреченных на изгнание, а будет лишь страна, которая была вначале. До времен Первых смут, до строительства Зиккурата, до прихода сепарантов, до начала разрушительной войны. Говорят, что мы — одна и та же кровь, что мы друг другу предназначены, что наступает время перемен. Это весть о воссоединении, весть о мире, весть о возрождении. Она — как музыка. Такая весть может поднять сотни, а то и тысячи. Но откуда она здесь? Кто все эти люди? И как они здесь появились?
— Анга…
Белое воинство исчезает.
Королева смотрит прямо мне в глаза.
— Ты слышишь их, Данайя, дочь окраин?
— Слышу! — отвечаю я. — Мне это незнакомо, — признаюсь уже потише. — Кто они? Почему бестелесны? Ответь!
— Это хрономиражи, — поясняет Анга как бы между делом. — Это — весть из будущего. Нам, настоящим. Весть из времени, в котором сбудется все то, о чем они нам говорят. Их послал следующий альхедор. Альхедор нового порядка. Этот будет свергнут. Анклаву царствовать недолго.
Эти слова — как гром, разбивающий то, что осталось от молний в седых одеждах. Я стою, не зная, что сказать. Как реагировать. Мой мир переворачивается вновь и вновь. Но почему же я должна им верить? Смогу ли я поверить в это так же, как они? Вопросы возникают слишком поздно: я клялась. А значит, выбора мне не оставили. Я связана. Я связана и нитями дорог, и обещанием. Только бы оно не обратилось камнем на моей прожженной шее.
— Что такое Солнечный шторм?
— Пока об этом знает только время, — Анга берет меня за руку и решительно выводит из пещеры. — Да и тебе бы стоило молчать об этом. Сохрани эти слова в себе, Данайя, дочь окраин… Кто ты по отцу?