Лягушонок на асфальте (сборник)
Шрифт:
вздыбился волнами. А едва бригада, в которую перевели Вячеслава, сдала смену, пошел
снег. Мокрый, лохматый, сек по глазам.
Тощая пачка перегнутых новеньких рублей топырилась в нагрудном кармане пиджака,
и невольная улыбка образовывала ямочки рядом с уголками губ Вячеслава. Вспомнилось,
что несколько раз не мог ничего поделать с собой, чтобы скрыть радость. Вот так же
неудержимо улыбался в детстве после покупки футбольного мяча, потом - получая
комсомольский
Заслышав клацанье чьих-то подковок на лестнице второго этажа, Вячеслав пробовал
принять строгий вид, но, как нарочно, ворохнулись с жестяной упругостью рубли и еще
шире раскатилось в улыбке его лицо. Он глядел через стекло дверей цеховой конторы и,
чтобы все-таки скрыть приятную ему несерьезность, выскочил наружу.
Тем, кто клацал подковками, оказался Бриль. Он высунулся из коридора и поджал
плечи к голове.
– Не вздумай, Слава, идти. Схватишь воспаление легких. В городе нехватка
пенициллиновых лекарств. Нечем будет согнать температуру, и - прощай юность.
– Чем черт не шутит... Жить при всем при том охота.
– Куда тебе спешить? Я женат и все-таки не спешу.
– Ты уж старик. Лет сорок? Жену, вероятно, разлюбил?
– Здоровье любить не позволяет. Заходи быстрей. В бильярдной тепло. Срежемся.
Партия - пятерка.
– Чего-то ты вновь расхрабрился.
– Риск - безнадежное дело.
– Не, сегодня ты выгодно рискуешь. Ты выспался, а я с ночной.
– А ты моложе.
«Не нужно бы играть на деньги.
– Вячеслав натирал мелом кожаную нашлепку кия.
–
А, тоска».
Бил он с остервенением, спешно целясь, мазал, шары перескакивали через борт.
Подумал, проигрывая партию: «Возьму и просажу получку».
За полдень Вячеслав положил кий на суконную траву стола, вышел в коридор, отдал
Брилю деньги. Надеялся, что Бриль вернет ему т е пятнадцать рублей, по Бриль словно
намертво позабыл про них.
Перед тем как распахнуть дверь, Вячеслав оглянулся: «Неужели действительно
забыл?» Уходя, тоже оглянулся. К считающему его получку Брилю двигалась пудовыми
шагами памятниковая фигура Стругова.
23
– Я проиграл получку.
Устя ахнула и тревожно посмотрела на мужа. Он сбросил ногу с колена, встал,
тряхнул голубоватой сединой.
– На бильярде? Промерз небось?
– Сырость, будь неладна.
– Давай поешь горяченьких щей. Мать, поднеси ему рюмочку.
– Никаких подносов, бесстыднику. Из армии вон какие умные парни вертаются...
– Не причитай. Развлечься, что ли, нельзя. Позабыла, Устенька, младость. Ых, комитет
бедноты! Подай-ка водочки,
чемпион. В американку могу, в пирамидку могу, в алягерр могу.
– Глупости ты бормочешь, Сережа.
– Рассудок, зима-лето. Я не мирволю. Ых, ладони чешутся. Сейчас поширяем кием!
Двенадцатого от двух бортов в среднюю лузу. Бац. Точно.
Спотыкаясь и поскальзываясь, Вячеслав брел возле отца. Блазнилось пламя,
присасывающееся к цистерне (резал ночью), щелканье и скачки шаров. В просвет между
дремой подумал: «Что с отцом? Не устроил разгон? Идет отыгрывать получку? Либо
подвох, либо ему, как и мне, обрыдло сердиться».
Перед комнатой отдыха Камаев дал Вячеславу полусотку, ободряюще саданул в плечо:
– Отыгрывайся лучше сам.
Резкий отцов удар в плечо, наблюдение за игрой Бриля и Стругова рассеяли
магнитные силы сна, и Вячеслав шепнул Брилю:
– По четвертному билету.
Рыжий отшатнулся. После с лихой наигранностью щелкнул пальцами: превосходно!
Вячеслав подряд выиграл две партии. Ожидая, когда Бриль наполнит шарами
треугольник, он взглянул на отца. Отец покачивался на стальной табуретке. Его лицо
багровело, будто он держал на плечах невидимую тяжесть и покачивался вместе с нею.
Едва Вячеслав наклонился, чтобы разбить пирамиду, кто-то выхватил у него кий.
Через мгновение он почувствовал, что оторван от пола и брошен к двери. Ударился боком
о косяк, очутился в коридоре. Карающие руки не дали ему очухаться: подняли и столкнули
с крыльца.
Когда глина перестала скользить под ногами, Вячеслав обернулся. Он хотел кинуться
на того, кто позволил себе такую разнузданность, и увидел что-то коричневое, с
шуршанием летящее к глазам. Коричневым и шуршащим оказался плащ, обидчиком -
отец.
24
Леонид резал крест-накрест вилки капусты. Ксения чистила крупный, сладкий
репчатый лук. Они всегда солили одну бочку капусты с головками лука.
Обрадовались Вячеславу, но быстро поскучнели: он был бледен, усталый,
молчаливый.
– Отдохну у вас?
– Только что хотел просить тебя об этом.
Ксения положила голую луковицу в эмалированный таз, повела Вячеслава в спальню.
– Я поживу у вас? Немножко поживу. Демобилизованных очень скоро наделяют
квартирой.
– Что стряслось?
– Отец... Разлом, одним словом.
– Чё ты в панику впадаешь? Такой парняга! Ты у нас в большие люди выйдешь.
– Невезение, Сень. Лечу в никуда. Наступают, Сень, последние времена. Себя-то не