Лягушонок на асфальте (сборник)
Шрифт:
Маше коренастая женщина, четверть часа назад закончил прием, но оставался в
кабинете. Склонясь над столом, он сидел с закрытыми глазами. Перед ним на
белом лежал черный, еще не просохший рентгеновский снимок. У Чебуняева
был друг детства Григорий Кислян. Рос он в семье, которую за
многочисленность называли хором Пятницкого. Рано женился. В первые же
годы обзавелся кучей ребятишек. Работал горновым на домне. При такой-то
огненной специальности
в школе рабочей молодежи да восемь (делал передышки) вечерником горного
института. С весны начало поташнивать. Обследоваться не хотел. Недавно
защитил дипломный проект. Сегодня понаведался в поликлинику. Невмоготу. И
вот уже известно Чебуняеву, что у Кисляна рак настолько запущенный, что
поздно оперировать.
Владька узнал в регистратуре, что Чебуняев хотя и закончил прием, однако
все еще у себя. Владька скачками на второй этаж. Распахнул дверь кабинета.
Выпалил с порога, что случилось, и только тогда до него дошло, что врач не
шелохнулся за все это время.
Уснул. Никаких! Разбудить!
– Доктор, проснитесь, необходимо.
Врач, не открывая глаз, строго спросил: имеет ли он право на покой. И
Владька ответил с настырной категоричностью - она странна была самому, - что
у врача, если он действительно человеколюб, не может быть такого права. Во
Владькином голосе была еще и торжественность мужчины-опекуна, и Чебуняев
улыбнулся и сказал, что готов принять больную.
То, что они не привезли с собой клеща, Чебуняев осудил. И Маше и Владьке
клещ запомнился чисто красненьким. Это ободрило врача. Энцефалитные
зачастую в черном ободке и с желтой мушкатостью сзади. Температура у Маши
была нормальная. Чебуняев повел девчонку в процедурный кабинет, следил за
тем, как сестра вводила ей гамма-глобулин. Выработанным до безошибочности
чутьем Чебуняев определил, что никакого энцефалита у девчонки не будет; и
вдруг растрогался, что сохранится ее жизнь, заключенная в эту прекрасную
конструкцию тела; и обнял Машу и паренька, смахивающего на Багрицкого, за
плечи, вывел из вестибюля, весело подтолкнул к лестнице.
В кабинете, опять наставляя на оконный свет лист рентгеновской пленки,
вспомнил, как были счастливы, спускаясь по лестнице, паренек и девчонка.
Предполагая, что их, куда-то девавшихся, собираются искать, Маша и
Владька неслись по улицам чуть ли не бегом. Неподалеку от стадиона они
встретили Торопчиных, спешивших на футбол. Маша подосадовала про себя:
такие культурные люди и им интересно, как здоровенные мужчины (по Хмырю -
коблы)
В том, что черные волосы Сергея Федоровича глянцевели, а лицо было
чисто выбрито, а также в этой белой полотняной рубашке, в коричневых брюках
и сандалетах было столько праздничности, что Маша подумала, что, видимо, в
футболе, кроме беготни и силовых приемов, есть и еще что-то. Сергей
Федорович, наверно, чтобы разглядеть ее, надел очки. Золотая планка очков
поблескивала. К его возрасту Владька тоже станет благородным и красивым,
только ему надо будет зачесывать волосы назад и носить очки со стеклами,
привинченными к позолоченной планке.
Беловолосые люди всегда казались Маше тускловатыми. И она поразилась,
что Кира, жена Сергея Федоровича, не выглядела невзрачно рядом с ним. Она
была высокая, с золотистыми бровями и ресницами и розовым румянцем.
Сергею Федоровичу не терпелось очутиться на стадионе. Он велел Владьке
отправляться восвояси: извелась бабушка - с утра ведь пропал.
Сергей Федорович взял под руку жену и сестру. Но Наталья Федоровна
вдруг расхотела идти на футбол.
Когда брат и Кира отошли, она сказала Маше, что скучает о сыне и дочери,
которые отправились в туристический поход на Кольский полуостров, поэтому
охотно побудет немного вместе с нею и Владиком.
Маша предупредила Наталью Федоровну, что побежит домой, но та
ответила, что и она побежит с ней. От неожиданности, от того, что лицо Натальи
Федоровны было замкнутое и какое-то иностранное: смуглота, тонкий нос,
составляющий прямую с наклоном лба, кольчатые волосы, обрушивающиеся до
середины спины, - от того, что почти невзаправдашна была ее судьба, от всего
этого Маше представилась подозрительной навязчивость этой женщины.
Но посмотрела на Владьку, который начал весело рассказывать тете об их с
Машей путешествии, и подосадовала на себя. Едва проводили Владьку, еще
сильней, чем он, стала потешаться над своими энцефалитными страхами.
Отец смутился: был по пояс голый. Он ускользнул из прихожки и, пока они
разувались, надел и зашнуровал футболку.
Маше пришлось обедать в одиночестве: Наталья Федоровна отказалась.
Было досадно, что ее отец робеет перед Натальей Федоровной. Может, она ему
нравится? Дохлебывая окрошку, Маша насторожилась: голос отца, который
слышался размыто, стал отчетливым.
– «Нам нужна, - говорит, - критика, поддерживающая авторитет