Лягушонок на асфальте (сборник)
Шрифт:
газовым аппаратам на химзаводе в Жэфе. В отпуск выбрался. Рыбу-меч поймал.
То было перед захватом Франции бошами.
– Рабочий и сбежал за границу?
– В России он был дворянин, полковник генштаба царской армии. Еще он
был полиглот. Я знаю, кроме русского, четыре языка. Он знал больше.
– А в слесаря устроился?
– До слесаря был такелажником, смологоном, люковым. Знания, звания и
достоинства человека претерпевают девальвацию, лишь только он становится
эмигрантом.
–
– Относительно.
– За десять рублей дают один?
– За тысячу.
– Понравилось ему рабочим?
– Труд у него был пагубный. Отравления были. Но среду свою он полюбил.
Самих рабочих.
Маша радовалась, что ловко завязала разговор. Но она беспокоилась, как бы
Наталья Федоровна не восприняла ее вопросы как Владька. Может,
пренебрежение к вопросничеству– их фамильная особенность? С проказливым
видом Маша подняла руку.
– Спрашивай.
– Раз вашему отцу понравилась рабочая среда, почему он вас отдал за
миллионера?
– Я вышла замуж против его воли. Но не потому, что метила за миллионера.
Мы учились с женихом в коллеже. Он был сыном итальянского виноградаря.
Жил у тети в Жэфе. Мы нравились друг другу. По выходе из коллежа
поженились. Кстати, тогда муж и не предполагал, что он станет сыном
новоявленного миллионера. До сорок пятого, когда Советский Союз разбил
Гитлера, он тоже работал на химзаводе. Родители мужа сколотили миллионы за
войну. Поставляли вино в армию. Прикупали виноградники.
– Наталья Федоровна, зачем вы курите? Вы ведь дробненькая.
Улыбаясь, Наталья Федоровна появилась из-за книжных полок.
– Тише, мама против, чтобы я курила. Я правильно, как ты славно молвила,
дробненькая. У меня противоречивая натура, потому что противоречивая судьба.
Для многих я дочь эмигранта, для себя - дочь рабочего. Ко мне многие - подавай
историю замужества за миллионером. В действительности я была женой сына
миллионера.
– У вас еще одно противоречие.
– Да?!
– Вы родились во Франции, а про нашу страну все родина да родина.
Наталья Федоровна, сторожившая выражение лица Маши, вдруг будто
перестала видеть ее: то ли потому, что обиделась, то ли чутко вслушивалась в
себя.
– Ты не искала, не вслушивалась. В самом слове «родина» есть ядро смысла.
Род, род - цепь поколений. От древнего предка до нынешнего потомка. Наш род
возник в России. Один из далеких прадедов моего отца был боярином. Наш род
значился в геральдических книгах. Родина - это земля твоего рода, и сам род,
все другие роды этой земли, и все то, что они создали на этой земле, и все то,
чем они пожертвовали, и чего не сумели, и что еще совершат и выстрадают. .
Боль, кровоточащая рана... Много лет. Особенному папа и у моего деда по
матери. Ты видела на стеллаже его портрет. Да и у всей семьи вплоть до моих
детей. Когда я с детьми прилетела из Чехословакии в Москву, я поняла: гляжу
глазами рода, люблю его любовью. С той поры я верю: то, что входило веками в
глаза, в сердце рода, - передается. Лицо передается, физическая конституция и
память... Нет, не память. Результат отложений в памяти и чувствах. И еще язык,
Маруся. Тогда, в день прилета, хожу по Москве. Кругом русская речь. Пью и
никак не напьюсь. Ехали сюда из Москвы. Иду по вагону. Слышу: «Дождя с
весны не было. Как намедни лен закраснел, так и сейчас лежит. Лен-от обычно
синеват, а этот красноват». Я остановилась. Слушаю. Плачу. Знаешь, как мама и
отец сохраняли нам родной язык? Дома - ни слова по-французски.
Наталья Федоровна опять скрылась за стеллаж покурить. Оттуда сама
заговорила о том, почему ей не ложилось с мужем. Не следовало бы шевелить
эту эпопею. Но ничего... Расскажет ради Маши, чтобы ее, Натальи Федоровны,
юность чем-то послужила Машиной юности.
В религиозных картинах над головами некоторых людей сияют нимбы -
значит, они отмечены святостью. Когда в нас любовь - мы думаем, что отмечены
чем-то сверхъестественным, и боимся утратить его. Но возникают другие
обстоятельства, и для нас приобретают высшую ценность иные чувства. Не для
всех, к сожалению.
Он был ласков, справедлив, заботлив, ее муж Джу, Джузеппе. Она
уговаривала его не переезжать на жительство в Италию. Погостим, вернемся. Не
получилось. Старший брат, приверженец Муссолини, считавшийся пропавшим
без вести, оказался убитым в Триполитании, и теперь он, Джузеппе,
единственный сын у родителей. Они уже старые, надо быть возле них. Разве
отвертишься. Поехали. На руках у нее - грудная Анн, Аня. Чем-то зловещим
отозвался вид родительского дома Джу в ее сердце. Крыша грифельная. Фасад
голый. Ни плюща. Ни балкона. Серый клин на ровном подножье. Отец и мать
Джу копили, должно быть, для первой встречи улыбки, но все их израсходовали
до порога дома. И уже с каменными застольными масками только и разговоры о
наследстве, которое ждет Джу, если он и невестка освоят все работы на
виноградниках и в винных подвалах. Дали понежиться одно утро. Потом