Лягушонок на асфальте (сборник)
Шрифт:
руководителя». Бизин ему: «Было бы что поддерживать». А Трайно:
«Демагогия». Как нечем крыть: демагогия. Я и привел пример с особняком.
Наискосок от краеведческого музея старинный особняк стоял. Никто в нем не
жил, и не ломали.
– Памятник архитектуры?
– Не знаю. У него все нутро завалилось. Уличная стена тоже. И подперли,
значит, три остальные стены и потолок бревнами. Чего подпирать, коль
внутренность улькнула вниз? Убрать и заменить
мол, можно неодушевленный предмет сопоставлять с человеком. Это не
отвечает природе нашего духа. Навострился языком орудовать. Мы с Бизиным
сразу на таран: а отвечает-де нашему духу ваше поведение? Чем он может
возразить? «Дисциплину не уважаете». Плюнули. Ничего ему не докажешь.
Освинцевал мозг. Что не по его, то и вредно. Коллектив ему за слепца, а он сам
себя мнит поводырем.
– Чрезмерно волнуетесь вы, Константин Васильевич, - сказала Наталья
Федоровна.
– Снимут начальника блока. Уже всем, очевидно, что он слишком
зауряден. Вот его жена - талантливый энергетик. Она часто бывает у нас в
научно-технической библиотеке. Славная. У нее трое детей. Никогда ни на что
не посетует. Как только все успевает? Она знает, что ее муж не на месте. Скорей
бы, говорит, освобождали... Я поражаюсь... Семейный бюджет изменится,
положение мужа изменится...
Опять голос отца:
– Не за личный достаток пекется, и ложное мужево положение ей не нужно.
Высокоубежденная, значит. Забота об общем благе. Не то что как некоторые -
лишь бы верх держать над людьми и лишь бы темнить, если новая истина на
свет просится.
И Маше очень захотелось жить тут, у отца, потому что он беспокойный
человек и, вероятно, умеет добиваться справедливости, и никогда не думает, что
плетью обуха не перешибешь, и уж конечно он не ходит к магазину, чтобы
«нарисовать» с кем-нибудь всеразрешающую бутылку водки.
У Натальи Федоровны белые с прорезями туфли на гвоздиках. Уже по звуку
гвоздиков можно определить, что Наталья Федоровна величественная женщина,
несмотря на свою хрупкость.
Едва Наталья Федоровна направилась на кухню, Маша поклялась, что к
выпускному вечеру купит себе точно такие же туфли. Выплачет у матери, а
купит.
Стоя в дверном проеме кухни, Наталья Федоровна подмигнула Маше и
крикнула Константину Васильевичу, что намеревается умыкнуть его дочку. Он
не возражал. Настроение у него дохлое, только пасмурь на Машу нагонит. Да и
надо в садик за Игорешей. Время выходит. И Лизе звякнет по телефону в цех:
чего-то она задержалась.
Не сговариваясь, они стали
дебаркадеров, водной равнины, как бы хромированной вечереющим, но еще
ярым солнцем, северянка, которая развешивала на барже вышитые кофты,
трехпалубного дизель-электрохода, приветствовавшего город гудением, Маша
подумала, как прекрасно, что она не сбежала, что встретила сегодня Владьку,
что прогуливается с Натальей Федоровной.
Мимо них прошли девушки. Помадные малиновые губы, по верхним векам,
над ресницами, черные полосы, от уголков глаз, к вискам, черные отчерки.
Среди молоденьких продавщиц маминого зеркального гастронома тоже есть
смазливые девушки. До того иногда намалюкаются - страхолюдины
страхолюдинами. Маша подсмеивалась над ними, подражая Стефану
Ивановичу: «Опять наваксились, ведьмины ветродуйки?!» Они сердились:
малявочка, ничего не смыслишь. Маша смешно показывала, как они выглядят, а
потом спросила Наталью Федоровну: права она или нет? Ура! Права! Недаром
англичанка Татьяна Петровна находит, что у нее от природы эстетическое чутье.
Потеха! Ты думаешь, в тебе ничего нет, а бац - у тебя обнаруживают
эстетическое чутье. Прямо не из-за чего: зверюшек слепила из репейника,
перелицевала себе в костюм мамино старое платье, оформила в «модерновом»
витринном стиле (цветные треугольники, квадраты, загогулины, абрисы
предметов, строений) альбом клуба интересных встреч.
Наталья Федоровна за естественность. Вот тебе на! Во Франции, те же
продавщицы говорили, и мужчины красятся и делают маникюры-педикюры.
Естественность? Любопытно!
Молодость сама по себе - украшение.
Молодость - украшение? Пожалуй. Одобряю.
Важен тщательный уход за собой.
Ого! Уход! Тщательный!
Человека нельзя судить за то, что он стареет и становится менее
привлекательным или неприятным, уродливым, потому что это нормально и
всякому уготовано. А девчонки, которые прошли, и те, из гастронома, - дико. Не
подражай им, Маруся. Ты симпатичная, милая. Возможно, будешь красавицей.
Следи за своей внешностью, особенно за волосами. Если бы они были мои, то я
имела бы тысячи всяких расчесок, щеток, гребней. Я молилась бы им.
Наталья Федоровна лукаво улыбнулась, чтобы свести свой восторг к
полушутке.
– Маруся... Прости, мне нравится не Маша, именно Маруся. Что, Маруся,
привыкаешь к отцу?
– Помаленьку.
– Он добрый и заботливый. Мы приехали на родину в пятьдесят восьмом.