Лысый одуванчик
Шрифт:
А то, что криминал имел место, он не сомневался. Нина после инсульта оставалась в кресле уже много лет. Конечно, она научилась кое-что делать самостоятельно, но все же без его помощи жить не могла. Поднять утром и пересадить в коляску, вечером уложить жену в постель – это была обязанность, которую Игорь выполнял четко и всегда в одно и то же время.
Он и вчера торопился на дачу, все бросив в городе, и даже не заехал в супермаркет, даром что Нина утром выдала по старинке составленный на бумаге список продуктов. Он лишь заскочил на заправку, где в придорожном
– Но ведь я не предполагал, какая проблема ждет на даче, – удивлялся своей интуиции Игорь, закуривая. – Или все-таки предвидел что-то?
Конечно, успокаивал он себя, в их ситуации он был готов к любым неприятностям. А в последнее время и подавно. С лета Нина частенько заводила жалостливые разговоры, упрекала в нелюбви, плакала. И не то, что за жизнь он не привык к ее «соплям», – она и раньше попрекала невниманием. Но после инсульта эта ее черта как-то усугубилась.
Упреки и стенания он переносил стойко. Но слез Игорь терпеть не мог. Правда, он понимал и то, что лишь нинин плач выводил его из себя. Другим женщинам не претило в его присутствии раскваситься, и при этом он всегда начинал их утешать. Иногда даже рассказывал какой-нибудь подходящий к теме анекдот. В общем, поступал так, как старший брат, успокаивая сестричку после ссоры с подружкой.
Нина плакала по-другому. Она ныла, морщила нос, терла глаза. И громко неожиданно всхлипывала. Казалось, сейчас ей не хватит дыхания справиться со своей болью. Но Игорь уже знал, что все эти аспирации и слезы вмиг кончались, произнеси он заветное: я тебя никогда не брошу.
У калитки брякнул звонок – приехала следственная группа. Игорь открыл засов, и несколько полицейских по-хозяйски, ничего не объясняя, прошли в дом и на задний двор. С Игорем осталась лишь невысокая девушка в форме, которая представилась следователем и пригласила его как постороннего тоже пройти в дом и показать документы. Затем села за обеденный стол в кухне и положила на скатерть диктофон.
Игорь слышал, что кто-то уже ходит на втором этаже. Он озабочено прислушался.
– Не волнуйтесь, – заглянула в кухню голова в фуражке. – Мы только осмотримся, а когда подойдут свидетели, вам сообщим.
– Мне казалось, что обыск все-таки в моем присутствии должен проходить, – попытался возразить Игорь.
– Мы пока ничего не обыскиваем, – и фуражка скрылась.
– Давайте поговорим, – достаточно мягко предложила миловидная майор полиции. Игорь обратил внимание, что она с интересом его разглядывает. – Начнем с самого начала. Расскажите, где вы были до приезда на дачу, когда последний раз разговаривали с женой, с кем общались по дороге… когда поняли, что произошло…
– Мне легче отвечать на вопросы, – попытался навязать свои правила игры Игорь.
– А следствию полезнее слышать ваш рассказ.
– Он может быть несвязным…
– Ничего, мы привыкли, – парировала следователь, продолжая
«Наверняка уже решила, что я жену убил, вывез в лес и закопал», – подумал Игорь, но быстро справился с неприязнью к молодому дознавателю, занял раскрепощенную позу (на, читай меня, как учебник учит) и принялся подробно восстанавливать события вчерашнего вечера.
– Я вышел из офиса, как обычно, около двадцати часов. Вахтер и камеры наблюдения это подтвердят. По дороге к машине ни с кем не общался.
– Так ли?
– Ни с кем. Если вы имеете в виду телефон, то да. Я говорил на ходу. Но по пути к машине никто из знакомых или посторонних не встретился.
– Вы говорили с женой?
– Нет. С женой я говорил с рабочего телефона часа в два пополудни. Это тоже можно проверить.
– Проверим. Дальше?
– Я сел в машину, включил навигатор…
– Вы не знаете дорогу на свою дачу без него?
– Я не знаю дорожную обстановку. Пробки все-таки никто не отменял.
Следователь что-то записывала в блокнот, хотя Игорю казалось, что ничего реперного он пока не сказал.
– Да-да, продолжайте. Я просто уточнила. Навигатор – это хорошо. Может, у вас и регистратор работал?
– И регистратор тоже. Поэтому не вижу необходимости говорить о каждом своем шаге – это все можно посмотреть.
– А вы все же говорите. От работы до дачи обычно сколько добираетесь?
– Когда как. Бывает час, а иногда и двух не хватает.
– Вчера как долго ехали?
– Вчера как раз был неважный день. Мурманское шоссе стояло. Пришлось ехать по Московскому.
– Это, не помните, насколько сократило время пути?
– Не помню. Это так важно?
– Важно. Вам важно. Для алиби.
– Какого алиби? Вы меня в чем-то обвиняете?
– Я ни в чем не обвиняю. Но у вас пропала жена. Инвалид. И тут уж, простите, мы должны отработать все версии.
– У вас уже и версии есть?
– Версии пока стандартные. Но вы можете пролить свет на специфику вашей ситуации.
– Мне нечего проливать. Я ехал на дачу… как обычно на протяжении пяти лет.
– Вы постоянно живете в этом доме?
– Нет. Мы живем в городской квартире. Но летом я вывожу жену на дачу. Здесь ей проще выходить на улицу, заниматься какими-то делами.
– Понятно. А какими делами она обычно занималась, когда вас не было?
– Вы задаете вопросы, на которые я ответов могу не знать. Или быть не точным. И вообще, почему вы говорите о моей жене в прошедшем времени?
– А в каком надо говорить, если речь идет о прошедшем времени? То есть вы не знаете, чем жена занималась?
– Знаю. В общих чертах. Обычно днем она… читает, смотрит телевизор, иногда готовит. В саду может ягоды с кустов собирать. И даже варенье сварить в мультиварке.
– А с кем она общалась?
– С дочерью, с внуками, с экономкой.
– Подружки, соцсети?
– Не было у нее подружек по жизни. Тьфу ты. И я в прошедшем. Нет у нее подружек. Только родные. И Кузьминична.