Лысый одуванчик
Шрифт:
– Да, нет. Просто услышала ваш нерешительный голос. Хотя, как мне кажется, вы достаточно уверенный в себе человек. А тут смутились. Разглядывая всего-то ящик с обувью. Вас что-то насторожило? Или напомнило какой-то случай? Бывает так. Запахи, вещи, музыка вдруг освежают нашу память.
– Да уж, действительно, освежило.
– Что же?
– Вы не добавили: если не секрет.
– Я следователь и не имею право с вами заигрывать.
– Тогда ответьте серьезно. Вы меня допрашиваете? Если да, то на каком основании? Я подозреваемый? В любом
– Вы – не подозреваемый. Пока. Но в ваших интересах сообщать те сведения, которые помогут следствию. С адвокатом или без. Вам решать.
– Хорошо. Где ваш диктофон? Давайте с ним. Пока.
Как хорошо, что они все-таки ушли. Останусь опять здесь, на даче. В пустом доме? Неверный вопрос. Ощущаю ли я дом пустым, зная, что жены здесь нет? Это более правильно. Нет, не ощущаю. Все так, как обычно. Сейчас растоплю камин, налью сто граммов коньячка… Или лучше водочки. Коньяк способствует рассуждениям, фантазиям. Мне это ни к чему. Водка успокоит и свалит в сон. Да, лучше беленькой приму.
Правильно, что не поленился, принес в четверг дрова, они высохли и прогорят быстро. Свет не буду включать – так уютнее. С чего бы ты задумался об уюте в этом доме? Тебе же все равно. Или все-таки нет?
Видимо, ощущение свободы дарит и другое восприятие. Если бы Нина сейчас сидела в своей коляске напротив, разве я чувствовал бы, как нежно обтекает меня пространство? Не думаю. Вернее, никогда об этом не думал.
Но вот же. Сажусь в кресло, наливаю в стакан водочки, беру банку маринованных корнишонов… Опля. Эна как. Тепло в воздухе, мягко в сером эфире, который обнимает со всех сторон. Я в коконе, мне приятно, и хочется так посидеть немного. Одному. Поразмыслить. О чем?
Ну, сначала надо подумать о неприятном, чтобы прогнать его, – типа, я это уже обсудил, ничего нового не обнаружил. Хотя сегодня не тот случай. Я как раз узнал нечто новое.
Эти туфли, как их там? Нандомуцики. Странно, что в доме не оказалось ничего, кроме кед. Я их, конечно, все не помню. Но желтые крокодильей кожи пантолеты были точно. Нина сидела в каталке под яблоней, и я обратил внимание, как желтый на сабо совпадает с цветом налившихся плодов. Где они? Были на Нине, когда ее похищали? Вряд ли. Она никогда не надевала что-то два дня подряд.
Были еще такие леопардовые… как-то странно называются… балетки. Мне казалось неким издевательством, что моя жена надевает обувь с таким ником – не то, что танцевать, она на ноги встать не могла после инсульта.
Инсульт. Это моя вина. Я тогда решил от нее уйти. Отстал от поезда, когда ехали на юг всей семьей. Она и не справилась. Я тогда трухнул, ей Богу. Признаться, не из-за ее здоровья, а из боязни, что обо мне дочь и внуки подумают. Я же для них авторитет. А тут такое… и я вернулся.
Блин, водки тебе маловато – полез в прошлое? Все же встало на место. Правда, не на те рельсы, но на работе даже жалели меня. Мол, эк мужику досталось…
– Федор, ты заснул что ли? Докладывай.
– А что докладывать-то, Вероника Антоновна? Сидит мужик в темноте перед камином, не дергается.
– Меня не дом, меня двор интересует.
– Ну, я же под его видеонаблюдение не полезу.
– Я спрашиваю, после ухода группы он во двор выходил? Может к сараю, к машине…
– Нет. Он из дома не высовывается, сидит тихо.
– Сообщи, если засуетится. С этажа на этаж будет спускаться-подниматься. Это может указать на то, что ищет или прячет что-то. Особенно на своей половине, наверху.
– А что там, в спальне и гардеробной можно спрятать?
– Ну, я не знаю, просто предупреждаю.
– Да мы там все перетряхнули. Нет там ничего подозрительного. Как и на половине его жены, на первом.
– Но ты оставайся там пока. Вдруг ему приспичит куда съездить.
– Ох, Вероника Антоновна, сдается мне, что я зря тут торчу. Он слишком спокоен, не похож он на преступника.
– Да я и сама склоняюсь к этому. Но он скрывает много. А вот что? Хотелось бы знать. И как можно скорее.
Вероника отключила мобильник и вновь открыла папку с делом об исчезновении женщины в инвалидной коляске. Время шло, но никаких зацепок, приоткрывающих занавес этого спектакля, она пока не видела.
Пеленг телефонов мужа, дочери, внуков ничего не дал. Обычные звонки, совпадающие с тем, что эти люди рассказывали. Сотовый пропавшей Нины тоже не помог. Оставленный на подзарядке в кухне он только свидетельствовал, что женщину, скорее всего, похитили.
Но кто и зачем? Во всяком случае, прошло уже двое суток, но никаких требований преступники не выдвинули. Ни проявились, ни позвонили, ни прислали писем в почту. Расспросы соседей тоже оказались пустыми.
– Хотя тут есть что-то, – перелистывая расшифровки бесед, Вероника остановилась на записи «мимо в сторону их дачи проехало такси желтого цвета». Во сколько? После обеда. А уточнить нельзя было? Или вот: «то, что машина остановилась около их дачи, не видел». Бесподобно.
Все равно, надо перепроверить, решила следователь и сделала пометку в блокноте. Не так уж и много этих нотабене скопилось на сей момент, грустно подумала она и продолжила читать отчеты оперативников.
Картина происшествия складываться не хотела. Были разрозненные пазлы информации, которые создавали фон, но не проясняли ситуацию.
Например, собака легко взяла след. Прошла до ворот, вышла на дорогу и вернулась. А потом бессмысленно бродила то к теплице, то к кустам смородины, то к скамейке у дома. Кинолог поясняла – собака показывает, что участок буквально исхожен владельцем обуви.