Любимые враги
Шрифт:
– Никто не может понять, как ты смог уцелеть на Кобо, Оленов.
– Мне там пришлось нелегко!
– Какое там "нелегко"! Склад, где ты якобы сидел, был из сверхпрочного материала. И все полностью испарилось. Без следов! Там даже от стали ничего не осталось! А ты - жив и здоров!
– У меня палец на руке был вывихнут! И кожа - подрана.
– Тебе его, скорее всего, вывихнули, когда перегружали из капсулы в реанимационную камера. Тогда катер попал в зону повышенной турбулентности и робот выронил тебя из своих
– А еще мне плохо было. Небось - от радиации...
– Твое недомогание - простой шок от случившегося. Нервное, так сказать, расстройство.
– Живот второй уж день болит.
– Не надо было обжираться сладостями.
– Не надо было мне их столько предлагать.
– Ха!
– А что ученые говорят?
– Они капитулировали.
– Не может быть!
– По крайней мере я так считаю, поскольку ни одна из придуманных ими двухсот гипотез не вызывает у меня доверия.
– Двести - это внушает.
– Гипотез, Оленов. Не версий.
– А в чем разница?
– Придумывая рабочую версию, в ее параметры никогда не закладывают нарушение законов точных наук.
– Типа, там, на Кобо, все было не так, как в обычном мире?
– Вот-вот. А самая популярная гипотеза - что там в тот момент и тебя-то самого не было. Не мог ты там находиться.
– Это как же... Я и, вдруг, "не мог"?! Непонятно.
– Я и сам уже ничего не понимаю.
– М-да...
– Ладно, ступай к себе в изолятор, сержант. Набирайся сил. Они тебе понадобятся
– Для чего?
– Для экспериментов.
– Уже тошнит от них.
– Зато наши ученые мудрецы в восторге. Твой случай может кое-кому из них сильно помочь в карьере.
– Не поможет, сударь-майор. Из меня вряд ли что выжмут. После Орсины пробовали - не вышло. Я бы и рад все рассказать...
– Не уверен.
– Э-э...
– Полиграф уловил твое нежелание вспоминать. Осознанного желания не зафиксировано. Но на уровне подсознания у тебя не все так просто.
– Наверное, Ваш полиграф дефективный.
– Проверим. Только мое чутье с ним согласно.
– И что я могу сделать?
– Потребуй от себя честного ответа на вопрос о том, действительно ли ты хочешь поведать нам обо всем, что произошло на Кобо.
Семен сосредоточился и попытался погрузится в воспоминания как можно глубже. Однако сильная головная боль тут же заставила Оленова прекратить эксперимент. Однако после него наш герой уже не был уверен в том, что искренне желает "поведать обо всем, что произошло на Кобо" майору.
– По глазам вижу, что до тебя наконец-то хоть что-то дошло, - сказал Кокнев.
– Дошло, - согласился Семен.
– Вот только как бы еще понять: что именно?
– Ничего, тебе помогут понять все, что нужно.
– И до каких пор меня будут держать подопытным кроликом?
– Боишься, что укокошат?
– Боюсь, что извилины
– Ты другого бойся.
– Чего именно?
– Попробуй сам догадаться.
"А чего тут гадать-то?!
– подумал Семен.
– Сейчас под меня будут копать так, как никогда доселе. Введут сыворотку правды, и я такого наговорю, что даже пожизненной каторгой дело не обойдется..."
И хотя сержант не ведал за собой никакой явной вины, после этой беседы он поверил и в то, что ему есть, что скрывать, и в то, что рано или поздно обязательно вытащит из памяти все детали бойни на Орсине и сражения на Кобо.
ГЛАВА 3. ТРЕТЬЕГО НЕ ДАНО
1
После допроса Семена отвели в госпитальную зону крейсера. И поселили в медицинском изоляторе, у дверей которого поставили пару охранников.
Поначалу Оленова смущало наличие у его дверей поста (не Бог весть какая он шишка, чтобы так его охранять). Однако когда на сержанта обрушились сотни не всегда приятных процедур и не всегда понимаемых тестов, проводимых в различных кабинетах госпитальной зоны, Семену стало уже не смущений. И он начал воспринимать молчаливых охранников просто как деталь коридорного интерьера, хотя при всем при том не забывал при каждом выходе из изолятора приветственно махать им рукой.
Сегодня Оленова, к его великой радости, ни на какие процедуры не уводили. И он был предоставлен сам себе. Однако быстро заскучал.
– Надо чем-то заняться, пока не чокнулся от безделья, - проговорил Семен.
Он сладко зевнул, но тут же энергично потряс головой, словно бодая атакующую его дремоту.
– Включи новости из метрополии, - приказал Семен искину, обслуживающему госпитальную зону.
Из динамиков зазвучал голос диктора, читающего новостную ленту:
– Сегодня правозащитная фракция Законодательного собрания Русского сектора выдвинула на обсуждение депутатов законопроект "О наделении упырков гражданскими правами.
– Отныне любое насилие над ними будет караться по всей строгости антирасистского законодательства.
– Они чокнулись!
– воскликнул Семен.
– Мы же русские, не какие-то там пиндосы или азиаты.
– Идя навстречу пожеланиям активистам организации "Фронт спасения аутических рас", - продолжил диктор, - премьер-министр обязал загсы регистрировать браки между людьми и упырками.
– Выключи это дерьмо!
– приказал Семен искину.
Тот послушно выполнил приказ.
Чтобы изгнать из головы неприятные мысли, сержант решил провести уборку в своем изоляторе, не доверяя (и совершенно напрасно) качеству ежесуточной санитарной обработки роботом-уборщиком.