Любимые враги
Шрифт:
– Рано ты хоронишь государство, сержант. Пока такие бронированные крепости, как наш "Алексей Тишайший" бороздят просторы космического пространства, общество может спать спокойно.
Кокнев поймал себя на том, что избранный им стиль поведения - доброжелательность и готовность обсуждать даже самые вздорные идеи собеседника - с каждой минутой превращает разговор в нехарактерный для такого бывалого контрразведчика, как майор, откровенный обмен мнениями.
Наскоро прикинув последствия такой откровенности, Кокнев решил продолжить беседу в том же духе.
Он, обладая расчетливым
А вот сейчас майор решился-таки всерьез обсудить происходящие в обществе процессы. Тем более этот разговор Кокнев загодя внес в план оперативных мероприятий своего отдела и известил о предстоящей задушевной беседе начальство. Мол, надо как бы пооткровенничать со странным сержантом перед отправкой его в отпуск, мало ли чего у Оленова на уме.
– Что толку в вооруженных эскадрах, если за их броней сидят трясущиеся от страха люди?
– спросил Оленов майора.
– Не понял, - нахмурился тот.
– Страх - одно из важнейших средств подчинения человечества корпорациям. Уже на планетах наших окраин прослыть противником толерастии, значит, стать презираемым всеми. И люди бояться говорить откровенно даже в семье. Более того, чтобы не быть заподозренными в антитолерастическом направлении мысли - а это и увольнение с работы, и нападки соседей по жилью, и угрозы, и скандалы - люди корчат из себя убежденных толерастов, подавая дурной пример молодому поколению.
– У меня был коллега, которого бросили жена и дети, когда он выразил свое возмущение пропагандой зоофилии. Я рад, что служу в консервативной среде. У нас все эти выверты не приветствуются.
– Рано или поздно доберутся и до военфлота, сударь-майор. Уеверен, часть из Ваших коллег из экипажей поддержки десанта на Омикрон свято верят в то, что залпы их палубных батарей поддерживают прогрессивные реформы, которые приведут к счастью. А они приведут к морю слез, океану крови, всевластию олигархата и ошейником для русского человека.
– И каков, по-твоему, выход?
– Кокневу и в самом деле было интересно узнать о выводах сержанта.
– Нужны жесткие и быстрые - чтобы не успели поднять шум в других секторах - меры. Депортация рас-аутистов в сектора, где им будут только рады, - это раз. И второе - ввести смертной казни для тех, кто завозит представителей этих рас в Русский сектор.
– На днях смотрел сериал об эволюции наших обезьяньих предков, - сказал Кокнев.
– Из милых, туповатых, маленьких зверушек, питавшихся бананами и листвой, обезьяны превратились в хитрых, кровожадных тварей, пожирающих собственных же сородичей. Если бы в это время на Землю прилетели пришельцы - сторонники Абсолютного Добра, - то они бы вырезали нас, в первый же день. И никогда бы не родились Рафаэль, Аристотель, Лао-Цзы, Бах, Вивальди, Толстой и другие. Никогда бы не были возведены города и Гагарин не полетел бы в космос.
Семен задумался. Аргументы майора были весомы. Но соглашаться с его точкой зрения Оленов не обирался.
– Прилети они на Землю позже, тоже бы увидели немало гнусного: концлагеря, пытки, расстрелы, доносы, массовая промывка мозгов... Да и сейчас нас есть за что уничтожить. А уж причин пришибить расы-аутисты вообще выше крыши.
– Уничтожить, значит, лишить страданий от осознания своих злодеяний. По идее, максимальная жестокость - заставить живое существо осознать, что именно оно натворило.
– А если оно осознать не способно?
– Тем более! Не станешь же ты, сержант, убивать всех голубей из-за того, что один из них нагадил тебе на голову, просто глупо. Я перед этим нашим с тобой разговором подыскал кое-какую статистику. На твоей родной планете упырки убили за все годы своего на ней обитания всего девятьсот сорок семь человек. В основном - бомжей и наркоманов. За это же время в одних только бандитских разборках - в боях за крышевание той или иной помойки - было истреблено одиннадцать тысяч людей. Большинство из них - совершенно посторонние граждане, случайно оказавшиеся на месте перестрелки или теракта. По идее, если и зачищать твою планету от врагов человечества, то не ней надо будет перестрелять всех людей - упырки безопаснее.
– Когда их численность сравниться с людьми, те умоются кровью так, что мало не покажется никому, - возразил Семен.
– Посмотрите, сударь-майор, статистику в других секторах. Там уже вовсю идет резня. Но там уже настолько все прогнило, что они обречены. Только мы, русские, сможем остановить заразу. Наш народ исторически запрограммирован на борьбу с угрозами человечеству. Мы бились с ордами кочевников, хотевших превратить Европу в пепелище. Мы спасли мир от порабощения его бонапартистами и гитлеровцами. Мы забили осиновый кол в могилу коммунизма и исламизма, не дали НАТО сжечь Землю в пламени ядерной войны и создали систему галактической безопасности. Уверен, именно нам предстоит встать на пути новой угрозы.
– Сержант, ты меня пугаешь, - покачал головой майор.
– Я сам себя иногда боюсь, - признался Оленов.
– И правильно, - одобрил ход его мыслей Кокнев, - ибо самый страшный враг человека - он сам.
– Самый страшный и самый любимый...
"Где-то я слышал нечто подобное, но где?" - задумался сержант, опустив взгляд на лежавшие в ладони чешуйки.
И вдруг Семен с удивлением увидел, как по ним пробежали латинские буквы, сложившиеся в знаменитую поговорку: "Memento mori!"
И тут Оленов вспомнил все - бойню на Орсине, разгром Шролла и парад на Кобо обитателей преисподней - и отвернулся от майора.
Кокнев подумал, что сержанту стало неловко от того, что он не смог найти достойный аргумент в споре, а может, даже усомнился в своей правоте.
Но на самом деле Семен отвернулся для того, чтобы собеседник не смог увидеть, как на несколько мгновений глаза сержанта превратились в черные провалы, на дне которых метались отблески пламени Геенны.
2