Любимые забавы папы Карло
Шрифт:
Заливаясь слезами, девчонка начала излагать факты. Петя мрачнел все больше и больше. Надежда на то, что Сергей Федорович неправильно разобрался в сути вопроса, растаяла без следа. В конце концов Попов не выдержал и заорал:
– Я что, мало тебе платил? Воровка! И зарплату имела огромную, и процент от продаж!
Неожиданно девушка зло сверкнула глазами и перестала лить сопли. Утерев лицо рукавом кофты, она подлетела к столу начальника, смахнула с него кипу бумажек и с чувством произнесла:
– Вы мерзавец!
От такой наглости Петя опешил и удивленно воскликнул:
– Ты больная?
– Нет, это ты погань! – завизжала девица. –
Глава 13
– А дальше что? – воскликнула я, пока Попов пил кофе.
Петя отставил чашку.
– Эта дурочка выложила мне замечательную историю. Михаил закрутил с ней роман, наобещал золотые горы и рассказал, что на заре перестройки, когда умерли наши родители, я продал отцовскую квартиру, чтобы начать бизнес. Брата я отселил в барак, где он и проживал до нынешних времен. Несчастный Мишенька, ограбленный безжалостным Петей, куковал в комнатенке с земляным полом при полном отсутствии центрального водоснабжения, электричества и канализации.
– А что, в Москве есть такие здания? – с огромным изумлением перебила я Попова. – С сортиром во дворе?
– Может, и есть, – протянул Петя, – только Михаил к нему никогда отношения не имел, родительская квартира отошла целиком ему. Соврал он Нике.
– Кому?
– Дурочку-продавщицу зовут Никой Залыгиной, – пояснил Петя, – она во все поверила. Причем ладно бы квартира, но Михаил навешал глупышке такую лапшу на уши! Дескать, барак снесли, Михаил остался на улице, заболел и пришел ко мне просить помочь ему с жилплощадью. Я же купил ему комнату в коммуналке и велел отрабатывать долг. Михаил не сумел в нужный срок вернуть деньги, тогда брат-подонок включил счетчик, и сумма теперь составляет сто тысяч долларов.
– Сколько?!
– Сто тысяч долларов, – повторил Петя, криво ухмыляясь правым уголком рта, – дальше – больше. По словам милого Мишеньки, если он до Нового года не принесет в кабинет к сволочи Попову сумку, набитую банкнотами, его добрый братец продаст должника в Чечню, в рабство…
– Ну и идиотство! – подскочила я.
Петя кивнул:
– Согласен.
– Ни за что бы не поверила в такое!
– А Ника, влюбленная в Михаила, поверила, ужаснулась и стала помогать братцу зарабатывать.
– И как вы поступили?
Петя допил кофе.
– Выгнал Залыгину без выходного пособия.
– Не стали ей ничего объяснять?
– Зачем? Не царское дело со смердами якшаться, – заявил Попов.
– А Михаил?
– Он испарился, наверное, девка предупредила негодяя. Сергей Федорович отправился на квартиру к сволочуге, но там никого не оказалось. Пару недель наши ребята дежурили в подъезде, потом я плюнул и решил: в жизни случается всякое, если нас произвели на свет одни родители, это еще не гарантирует, что оба отпрыска будут похожи друг на друга. И вообще, дети перенимают от предков только самые дурные качества. Мои родители были слишком правильными, прямолинейными. Отца я плохо помню, он жил на работе, а мать очень любила Мишу. Мне от нее не доставалось ничего: ни любви, ни ласки. Я теперь, трезво оценивая ситуацию, понимаю, что, наверное, по этой причине и ударился в фарцовку, хотелось родительского внимания. Подсознательно думал, если стану безобразия вытворять, они мною займутся. Ан нет, отец меня просто ремнем сек, и все. Кстати, в детстве Мишка
– Изредка, – призналась я, – неприлично, конечно, интеллигентный человек к подобному изданию даже щипцами прикасаться не должен, но там такие забавные сплетни печатают!
– Очень забавные, – скривился Петр. – Прихожу я как-то на работу, офис словно вымер, в коридоре никого. Обычно курильщиков полно, поставщики бегают, а тут – тишина, как в крематории. Полина, секретарша, испарилась невесть куда. Вбегаю в кабинет, на столе эта пакостная газетенка, на первой полосе заголовок: «Попов обул родных». Начал читать, чуть не умер. Интервью с Михаилом. Уж он постарался, такого понарассказал, в голове не укладывается. Оказывается, наш Мишенька все детство провел в запертой комнате, его никуда не выпускали, потому что брат, то бишь я, поставил родителям условие: либо они Мишку прячут, либо он покончит с собой. Вот по этой причине несчастный мальчик и сидел, словно в тюрьме.
– Да уж, – покачала я головой. – Дюма отдыхает, судьба его героя Железной маски не настолько трагична.
– Наврал семь верст, – горько заметил Петр, – приплел какую-то сестру, убитую мною в младенчестве. Дескать, я из ревности девочку в коляске придушил, а родители, чтобы любимого сыночка в специнтернат не отправили, представили дело так, что их дочь скончалась от менингита. Они же медики были, им такое легко. Ну и, естественно, далее рассказ про барак, счетчик и Чечню.
Я целый час в себя приходил после прочтения. И весь материал украшали семейные фото.
– Может, ваш брат болен психически? – предположила я. – Ну, согласитесь, подобное поведение говорит о явной его ненормальности.
Петя стукнул кулаком по столу.
– Да он здоровее нас с вами! Падла! Я же моментально в редакцию вонючего листка поехал и устроил допрос корреспонденту, накропавшему материал. Знаете, что мне парень сообщил? Ему позвонил Михаил и предложил эксклюзивный рассказ под названием «Вся правда о Петре Попове». За деньги, причем немалые. Борзописец мгновенно ухватился за предложение, у него осталась на диктофоне запись интервью.
Здоров Михаил, просто это его способ зарабатывать. Сам в жизни ничего не достиг, остается теперь брата грязью поливать. Поэтому ваша история с бриллиантами и изумрудом меня нисколько не удивляет.
– Но почему вы позволяете марать свое честное имя? – возмутилась я. – Отчего не подадите на Михаила в суд?
Петр скривился.
– Ну уж нет! Стать главным действующим лицом публикаций в желтых газетах?
– Ну ведь можно попросить службу безопасности отыскать Михаила и… хотя бы попросту поколотить его!
– Это подонка только вдохновит, – воскликнул Петр, – еще обрадуется, станет снова интервью раздавать, рассказывать, как его изуродовали! Сейчас он заткнулся, не такой уж я известный человек, не певец, не артист, не писатель, не музыкант, ну кому сплетни обо мне интересны? Один раз написали, и хватит. Больше он никому интервью не продаст. Главное, я его видеть не желаю и слышать о нем не хочу. Нет у меня брата. Все! Конец!
– И вы не знаете, где он живет?
Петр повертел в руках пустую чашку.