Любовь хранит нас
Шрифт:
«Смирняга-брат — семейный адвокат!».
Ухмыляюсь, предвкушая возможные варианты развития такого положения. Закладываю сигарету в зубы, втягиваю никотин и отклоняюсь на стуле — спустив руки вертикально вниз, вишу на двух скрипящих ножках, уставившись светящимся кончиком сигареты в деревянный потолок веранды.
— Алеша?
И вот опять… Привет! Да чтоб тебя, одалиска! Стул опускается с грохотом на играющий настил, а я давлюсь выхлопным ядом и быстро задыхаюсь:
«Твою мать, как жить хочу!».
Совсем не ожидал присутствия еще одного человека здесь, со мной. Перхаю, как чахоточный, и стучу ногами по полу.
— Я… Ох! Ты? Чего не спится? А? — кашляю и давлю в жестяной банке сигарету. — Разбудил? Помешал
— Нет-нет. Я не спала, наверное, уже пару часов. На новом месте неспокойно, вообще не спится. Масса эмоций, впечатлений, да и между ног болит.
Да ну! Ведь ничего вроде не было? Малышка боками растянула, не пойму? Ну-ну! Не спится, «масса впечатлений и эмоций»? По-моему, она надеялась — я на это точно уповаю, что страшный зверь зайдет и овладеет сим гибким телом? Тайно, под покровом ночи, но, увы, все сорвалось. Насильник был не в силах и, если честно, на тот момент не в том игривом настроении.
— Я напугала? Прошу прощения. Не хотела. Можно? — указывает рукой на стоящую рядом садовую скамейку.
— Угу, — прокашлявшись, приподнимаюсь с насиженного места и усаживаюсь рядом с ней. — Мне кажется, — осматриваю ее хлипкую одежду, — ты околеешь в этой кофте. Надо бы чего-нибудь сверху накинуть. Слышишь?
Прикасаюсь к плечам, обтянутым какой-то слишком легкой, как по мне, херней.
— Оль?
— Больше ничего нет. Не захватила. Думала, что этого будет достаточно, — жалостливо-извиняющимся тоном говорит и показывает вздрагивающим движением плечей на то, что сейчас на ней висит красивой, но бесполезной тряпкой.
— Угу-угу, а я ведь тебя предупреждал, — поднимаюсь и направляюсь в дом. — Так-так, сейчас-сейчас, что-нибудь подберем из новомодного, но удобного, гардероба этого противного Смирнова.
— Леш, не надо…
— Это был не вопрос и даже, одалиска, не предложение. Как мой батя говорит — необсуждаемый приказ! Кофе-то будешь? — гну свою линию и не слушаю ее. — Иди сюда, зайди, пожалуйста, внутрь, а то там замерзнешь. Оденешься теплее, и мы снова на свежий утренний воздух выйдем. Давай-давай!
— Не отказалась бы, — она шуршит за мной и спокойно объясняет свое движение. — Я помогу на кухне. У меня есть галетное печенье — не сладкое, скорее пресное, но со сладким кофе…
— Я пью без сахара, без сливок, без молока, одалиска. Обычный, так сказать, без прикрас и прочих изысков. Что называется, по-крестьянски, по-простому. Не надо, например, экзотической восточности, пряностей, души или любви. Турка, пара чайных ложек коричневого порошка и, естественно, холодная вода. Главное, чтобы не сбежал — плиту трудно отмывать, да и мама заругает, — смеюсь. — Все! Непривередлив наш «Алешенька» в кофейных традициях, потому что ни хрена в этом не соображает. В еде, правда, тоже, — затыкаюсь на одно мгновение, останавливаюсь, словно подбираю нужные слова, а выбрав, вслух вещаю, — не фонтан. Морозов говорит, что я, как вечно голодный, ем, просто жру, как зверь, рву зубами, глотаю и за следующей порцией наблюдаю, типа не чувствую вкуса, нет насыщения, не знаю чувства меры, как вечно голодный пес. И так во всем, Оль. Это, видимо, проблема…
Резко прекращаю говорить — зачем ей это все? К чему развел никому ненужную полемику, словно сообщаю будущей жене о своих кулинарных предпочтениях и изюминках в подарочном характере. Забылся, видимо. Ну, одалиска, с утра энергия бьет ключом!
— Я все поняла, — спокойно реагирует, отходит от меня и направляется на кухню. — Пойду тогда варить? Не возражаешь?
— Даю добро и благословляю, — смотрю на удаляющуюся, по-моему, мной обиженную женскую спину.
Оборвал, что ли, резко? Накачал словесной бурдой? Что за смирившийся и жалостливый тон? С ней трудновато… По утрам особенно! И это без сексуальных отношений, а если была бы жаркая постель, то все… Громкая, но похоронная труба? Задумываюсь на одну секунду, прокручиваю этот разговор,
— Оль?
— Да, — поворачивается, а я в дверном проеме резко онемевшим типом замираю. — Алеша, я тебя слушаю.
— Где ты была? — еще раз задаю безответный вопрос.
— Спала, — нежно улыбается, — в соседней комнате. У тебя амнезия, Алексей?
— Я не о том, — хмыкаю и разворачиваюсь. Вытягиваюсь струной, словно рост свой огромадный на дверном косяке измеряю. — Где ты была до нашей встречи? Мне интересно. Слышишь?
— Какая разница? — возвращается к своему кофейному занятию. — Не все ли равно? Да и зачем тебе это знать? Все неважно. Теперь-то я здесь, а завтра вечером мы с тобой вернемся в город, а потом через семь дней…
— Об этом не мечтай, — быстро перебиваю ее слишком монотонную речь, отталкиваюсь от дверной коробки и переношу вес своего тела на одно плечо, уткнувшееся в проем. — Продлим наше знакомство однозначно. Говорю сейчас не для обсуждения. Ставлю перед фактом, изумруд. Информирую тебя, довожу до сведения все стороны намечающегося бурного «конфликта».
— Ты обещал! — бурчит под нос, но очень четко — мне хорошо отсюда слышно. — Обещал ведь!
— И что? — с усмешкой спрашиваю. — Обещал — не выполнил. И что? Мне недостаточно тех семи дней, которые ты из календарного года черной, наверное, ручкой еще не вычеркнула. Мне их не хватает и не хватит — точно знаю, поэтому заранее говорю, что хочу продлить и закрепить наше знакомство, встречи, дружбу…
— То есть? — упирается двумя руками в столешницу и поднимает плечи к аккуратненьким ушам, но лицом не поворачивается ко мне. — Ты обманул? Обманул?
— То и значит. Нет! — подхожу ближе и становлюсь строго за ее спиной, смотрю в женский темный затылок. — Хотя да, наверное, обманул. Что тут такого? Невинная же ложь — я ведь не деньги у тебя выманил или заставил купить ненужную в хозяйстве вещь, или… Да твою мать! Что я бред какой-то несу? Я хочу продолжения, — отшвыриваю рубашку на стул, она следит за полетом тряпки, а сам двумя руками обнимаю ее за талию и притягиваю к себе. — Слышишь, одалиска? Очень хочу продолжения. Очень-очень. Давай по-настоящему встречаться? Ты и я, как женщина с мужчиной. Регулярно и постоянно. Я свободен, не состою в отношениях, так что тут точно без обмана — говорю, как есть.
— «Не изменяешь женщинам, с которыми встречаешься», — шепчет обреченно.
— Молодчина, изумруд! У тебя отличная память…
— Еще семь дней, Алексей. И все! Ты меня слышишь? — вполоборота степенно со мной разговаривает, как маленькому ребенку пытается уложить хрень в башку.
А я как будто совсем не слушаю ее:
— А ты? У тебя есть мужчина? Муж? Любовник? Жених или парень? Хотя… Оставим только «муж»? Ты замужем, Оля? Замужем? Только это ответь и все — мне достаточно, а остальное вообще не важно. А?