Любовь хранит нас
Шрифт:
— Роман со мной. А знаешь, как называется?
Ну вот же ж…
— Если честно, не желаю знать. Но только из одной посылки — тупо поржать над тобой! Итак, изумруд души моей, как называется издание пасторально-эпистолярного жанра?
— «Хочу, чтобы ты была со мной!».
Как верно-то! Вот засранка и в то же время умница! Даже книгу подобрала в лейтмотив нашего, думаю, весьма охренительного путешествия.
— Ну зачитаешь мне в постели отдельные моменты. Там, где он берет ее возбужденное тело десятый раз за ночь. Блин, и инфаркт не трахнет мужика.
— Мы будем спать в разных
— Естественно. Я все помню, знаю и беспрекословно выполняю, но вдруг ты испугаешься диких табунов полевых мышей. Я, кстати, их не подковывал, поэтому рычаги управления отсутствуют — сереньких не знаю. Когда они начнут у тебя в трусах шуровать, кусаться, сосать или лизать…
Она смеется! Климова смеется! Прикрывает двумя руками свое лицо и откидывается на подголовник, слегка притопывает ножками, пищит и хохочет. Убедительно! Заразительно! Очень! Я ведь тоже на это все ведусь. Твою мать, на моей памяти — это ее второй раз за последние тридцать минут. Самое время начинать ставить на деревьях зарубки. А как дойдем до горизонтали — я буду палить из пистолета столько раз, сколько она будет кончать! Господи, Олька, если за эти четыре дня мы не станем друг другу еще ближе, то я не знаю, что еще надо сделать, чтобы хоть чего-нибудь положительного с тобой добиться. Просто ума не приложу…
Глава 10
— Сколько у тебя было женщин, Смирнов?
Чего-чего? Это еще что за провокация? К чему это все сейчас ведет?
— Не понял? — таращу глаза на улыбающееся веснушчатое лицо Климовой. — Оль, я… — сдаю назад и тщательно обдумываю свой ответ. — Не совсем, видимо, догнал твой вопрос. Возможно, не расслышал. Там есть какой-то подвох или тайный смысл? Ты не могла бы сформулировать его иначе или, — делаю вид, что кашляю, — совсем с повестки дня снять. Я обещал отвечать на все, но с этим, если честно, я — в чрезвычайно легком замешательстве. Одалиска, извини, а что я должен отвечать в этом случае? Только то, что приятно будет услышать тебе? Направь и подскажи, будь так любезна.
Она вздергивает плечами, как будто говорит непроходимому тупице:
«Я не знаю. Вопрос уже поставлен, четко сформулирован и адресован, вот ты и мучайся, старик!».
Скажу, пожалуй, штук двадцать пять! А что? Чем черт не шутит! Двадцать пять живых и сочных телок! Она мне поверит или усомнится, или это будет наш фееричный финал, правда, без эпичного начала?
— Все нормально, Леш. Только правду! Как будто ты на исповеди! Представь на мне рясу и покайся, — спокойно говорит.
С хрена ли? Что за юмор? Я, правда, не пойму! В шоке! Климова сейчас не шутит? Она в роли исповедника? Для меня? Здесь?
— Мне действительно интересно. Ты — очень видный мужчина. У тебя есть все — внешность, отменное здоровье, финансовое благополучие. Плюс с подвешенностью языка и мозгами не наблюдается никаких проблем…
— Охренеть, изумруд! Ты говори-говори, да не заговаривайся, — приближаюсь своим лицом к ее сморщенному от солнечных лучей маленькому носу, одним пальцем оттягиваю черные очки и осторожно продвигаю их по мягкой кожаной переносице. — Что конкретно ты хочешь знать?
— Ты беспардонно перебил меня! — рычит смешно и от меня
— Оль, — отстраняюсь и смотрю на морской закат, — их было не так уж и много. Но зачем тебе? И потом — я не готов! Так сразу?
Она вертит перед моим носом правой рукой с загнутым большим пальцем:
— Пожалуй, немного облегчу тебе задачу. Суворову я посчитала, Алексей, — хохочет, — кто еще? С Надеждой ты вроде как просто брат, если не обманываешь, конечно. С Морозовыми чисто дружеские отношения, значит, только Настя и…
Смешно дергает оставшимися четырьмя.
— Ну? Ну?
— Отгибай свой пальчик. С ней тоже ничего не было и нет, соответственно, — прихватываю ее ручонку и прислоняю тыльную сторону к своим губам. — Ничего там не было. Я ловко обманул тебя. Извини…
По-моему, Оля расстроилась? Лицо как-то слишком погрустнело, она медленно проворачивается на крутящемся стуле и теперь всем телом обращается в закат.
— Я что-то не то сказал, одалиска?
— Все время врешь, Леш? Это образ жизни у тебя такой? Так самок завлекаешь? Пошутил с этой, потом с той. Потом само все рассосалось. Ты — паталогический лжец?
Делаю глубокий вдох и резкий выдох — собираюсь с мыслями. Климова одним таким вопросом завела меня в мозговой тупик!
— Три, — тихо выдаю, а потом еще раз повторяю, если вдруг она не поняла. — Три женщины за всю сознательную половую жизнь. Устроит?
— Живых, не выдуманных, вполне себе реальных? — дальше меня пытает.
— Это много? — шиплю и исподлобья наблюдаю за сменой ее лицевой погоды. — Три женщины. Всего. Вернее, я не знаю. Это много? Много? Ответь, пожалуйста. Потому что я не пойму, может, надо бы еще чуть-чуть приврать или, наоборот, я тебя таким количеством расстроил или порадовал. Мы ведь про серьезные говорим отношения, а не так — тяп-ляп?
— Тяп-ляп? Значит, это так теперь называется. Ага, буду знать!
— Климова, не нагнетай, а?
Она глубоко вздыхает и поворачивается ко мне:
— Многовато, Алексей. Много! — и сердито, словно с родительским порицанием, качает головой. — Да уж, о времена, о нравы! Женщины — грех, зло и огромнейший, безумно дорогой, букет венерических заболеваний.
— И? Ну, что теперь? — я усмехаюсь и протягиваю руку к ее лицу, поправляю выбившиеся волосы из-под смешной косынки, завязанной как у доярки. — Ты все-таки хочешь или очень сильно настаиваешь на медицинских гарантиях, что я не подцепил от них какую-нибудь срамную херню? Я могу все документы предоставить, уже ведь как-то говорил, что с этим нет и не будет никаких проблем. Чист, солнышко, как стеклышко этот «маленький Алешенька»!
— Очень интересно! С твоим предложением разберусь немного позже. А как ты расставался с ними, Леша? Расскажи! — вдруг выдыхает в сторону слишком неприятный для меня вопрос.
Она что, издевается? К чему она ведет, весь этот странный разговор — к чему? Мы сидим на террасе пляжного кафе, над штилевым морем, уже три с лишним часа. Жарко пообедали — под огромным зонтиком с прохладительными напитками, теперь, по всей видимости, и поужинали — Ольга цедит кофе и разрезает на очень маленькие кусочки шоколадный торт.