Любовь и Хоккей

Джей Монти

— Подожди, Валор, подожди!
– Кричу я, быстро идя, чтобы догнать ее, и хватаю ее за запястье. Поворачиваю ее лицом к себе и замечаю румянец на ее щеках. Ее глаза стали мягче, и они кажутся стеклянными. Клянусь, если она заплачет, я сломаюсь на глазах у всех этих людей.

— Мне нужно кое-что сказать, просто позволь мне сказать это, и я оставлю тебя в покое.

Я смотрю, как она закусывает губу, вырывает свою руку из моей хватки и смотрит на меня с такой грустью в этих зеленых глазах, которые я люблю, что это разбивает меня еще больше. Люди вокруг нас проходят мимо,

как будто мой мир не качается на оси, как будто мы не две души, сталкивающиеся друг с другом, кажется, в сотый раз.

— Нет, пошел ты. Что бы ты ни собирался сказать, это не заставит меня чувствовать себя лучше, это только заставит меня чувствовать себя хуже. Ты только хочешь заставить себя чувствовать лучше из-за того, что был дерьмовым парнем или что бы это ни было, черт возьми. Так что не стой тут и не веди себя так, будто все, что ты собираешься сказать, предназначено для меня, а для твоего долбаного чувства вины.

Одна слеза скатывается с ее глаза, и она вытирает ее. И снова она начинает уходить от меня. К черту это дерьмо. Она стоит ко мне спиной, пока мой голос доносится до нее.

— Речь никогда не шла о том, чтобы рассказывать людям о нас! Это не имеет к тебе никакого отношения, Валор! - Я выкрикиваю это перед всеми этими случайными людьми в Калифорнии. Люди, которые наслаждались своей ночью, а теперь втянуты в реальный эпизод "Дни нашей жизни".

Но мне было все равно.

Я устал скрывать свои чувства к ней не от всех остальных, а от самого себя.

Она замирает, оборачиваясь, чтобы посмотреть на меня, как и все остальные эти люди. Я иду к ней, игнорируя взгляды.

— Господи, Бишоп, потише, ладно? Люди собираются продать это дерьмо прессе за кусок пиццы. Я не хочу быть с тобой на первой полосе чикагских новостей.
– Она изо всех сил старается скрыть свое лицо от окружающей аудитории, но меня это не смущает.

— Я помню время, когда это было все, чего ты хотела. - Произнесение этого вслух отнимает у меня частичку души, которую я никогда не получу обратно.

Нервно оглядываясь по сторонам, она прикусывает щеку.

— Ну да, дерьмо меняется.

Я улыбаюсь, склонив голову набок.

— Не твое. Ты человек привычки, Валор Салливан.

Мои глаза смотрят на ее шею, видя золотую цепочку, скрывающуюся под толстовкой. Я протягиваю руку вперед, вытаскиваю ее и держу кулон. Мой большой палец проводит по гравировке; знакомый металл приятно ощущается под моими пальцами.

— Ты все еще пользуешься тем же шампунем.
– Я знаю, потому что чувствую этот запах, и он напоминает мне о том, как она легла спать с мокрыми волосами. Мой голос тихий, почти шепот. Вся борьба во мне исчезла.

— У тебя тот же плейлист для разминки, что и в двенадцать лет.

Я знаю, потому что я слушал это снова, и снова, и снова. Я тихо смеюсь, отпуская ожерелье.

— Держу пари, костюм фламинго, до сих пор не заметил, что ты считаешь трещины на тротуаре по дороге домой. Но дай угадаю, красавчик никуда не ходит пешком, у него есть личный водитель, который смазывает его задницу для…

Она закрывает мне рот рукой.

— Пожалуйста, просто...
– Она

качает головой, и я могу сказать, что она пытается не заплакать. — Заткнись нахрен и говори то, что ты должен сказать. Я хочу поскорее покончить с этим.

Я киваю, убирая ее руку со своего лица, позволяя ей упасть, и она обхватывает себя руками, чтобы успокоиться. Я делаю глубокий вдох, пытаясь придумать, как начать это, и просто соглашаюсь с тем, что, по моему мнению, кажется правильным.

— Я никому не говорил, потому что ты напугала меня до чертиков.

Это правда, но я вижу, что она мне не верит. Она усмехается.

— Я не знала, что тебя так легко напугать.

Я провожу рукой по волосам, затем по лицу,

— Валор, я видел, как мой отец превратился в зомби после смерти моей мамы. Вот что любовь сделала с ним, со мной. Любовь никогда не равнялась для меня счастливому концу. Я никогда не хотел, чтобы кто-то имел такой контроль над моим сердцем. Потом ты выросла, Валор, и у тебя был вкус лимона, а твой смех звучал как песня, которую я когда-то слышал и целую вечность пытался вспомнить... - Я замолкаю, зная, что буду говорить часами, если не остановлюсь на этом. Я смотрю на землю, потом снова поднимаю глаза.

— Я боялся того, кем стану, если позволю себе полюбить тебя, а потом ты уйдешь. Ты ушла, и я понял, что я уже был в...

— Остановись, пожалуйста. Пожалуйста, Би, просто остановись. Не заканчивай это предложение.
– Ее голос надтреснутый и слабый. Я хочу подхватить ее на руки и обнять. Но это уже не моя работа, это работа придурка. Он - утешение, которого она ищет, а не я.

Я киваю, прочищаю горло, оглядываюсь и вижу, что большинство людей вернулись к своим разговорам. Драма не была новинкой в Калифорнии.

Я открываю рот, чтобы закончить это на хорошей ноте, но она опережает меня.

— Я ждала. Я годами ждала, что ты придешь за мной. Чтобы преследовал меня, чтобы сказать мне именно те слова, которые ты собирался сказать. Я ждала тебя, Бишоп. И теперь, я, я просто...
– Она останавливается, делает глубокий вдох и вытирает слезы с глаз.

— Я устала ждать, Би, сейчас? Этих слов просто больше недостаточно.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Если бы у меня была мать, интересно, какой совет она дала бы мне прямо сейчас. Одобрит ли она Престона? Или она предпочла бы Бишопа? Мне нужен был кто-то, кто сказал бы мне, что уйти от него той ночью на крыше было правильным поступком.

Нет, остановись. Остановись, Валор. Ты знаешь, что это было правильно.

Хорошо, тогда почему это было так чертовски больно?

Мой взгляд падает на Престона, который сидит рядом со мной на заднем сиденье машины моего отца, как будто мы подростки. Он предложил предоставить машину и водителя на ночь, но мой отец рассмеялся и сказал ему: «Я взрослый мужчина. Я поведу свою собственную машину».