Любовь на грани смерти
Шрифт:
— Обязанности будут у вашей жены, — не смолчала я. — Вы же верующий человек. Для вас отношения вне брака — тоже грех.
— Поговорить захотелось? Давай поговорим, — мужчина подложил подушку и сел, прислонившись к спинке кровати. — Раздевайся.
— Зачем?
— Про обязанности буду рассказывать, — хищно прищурился Бесов. — Тебе помочь?
Сняла пижамный комплект. Мужчина скользнул взглядом по тонкой чистой прокладке, которую я поменяла после душа.
— Женские дни закончились?
— Да, но….
— Никаких «но». Итак, о грехах. Мои отношения с тобой не считаются
— Кого? — я уставилась на него, забыв, что полностью обнажена.
Буквально вчера вечером заметила, что Стас стал на ночь читать сборник «Русских народных сказок». А Леон, что, увлёкся восточными?
— Наложницы, — терпеливо повторил мужчина. — Понятие, конечно, несколько устарело. В связи с отменой рабства…
— Сексуальное рабство никуда не делось. Только телевизор включить стоит…
— Сегодня мы не об этом, — поморщился Бесов. — Кто такая наложница?
— Та, кто спит со своим хозяином. В книжках именно так пишут, — припомнила я. — Но я как-то о Востоке мало читала.
— И правильно делала. Лучше «Юридический консультант» лишний раз почитай, — напомнил начальник. — Наша вера запрещает убивать женщин и детей. Но войн было очень много. Многие женщины оставались без мужей, отцов и других опекунов. Некрасивых брали рабынями, а красивых — наложницами. Наложница — это женщина врага. Но не путай с любовницами. Любовница — это грех. Наложница — это член семьи, которую эта самая семья признала. Наложница жила в доме, ела со всеми за столом, находилась на полном содержании своего господина, могла родить ему ребёнка. Как правило, после рождения ребёнка, наложница могла получить свободу. Если количество жён ограничивается цифрой четыре, то количество наложниц не ограничивается. Наложниц мог иметь как женатый, так и неженатый мужчина. И насиловать наложниц запрещается, хотя я не уверен, что последний пункт соблюдается. Всё понятно?
— Всё, кроме одного. При чём я здесь?
— Ты — дочь врага. Пункт засчитан? — загибает палец на руке мужчина.
— Наполовину. У меня есть родители! — возражаю я.
— Которым ты не нужна. Женщина ничего не решает, можем говорить лишь о твоём отчиме. Он ведь тебя официально не удочерил? Я специально обратил внимание на это обстоятельство. Ты носишь девичью фамилию матери.
— Нет, не удочерил, — не могу не согласиться я.
— Пункт два. Я сколько раз тебя вытаскивал из передряг? Можем считать, что брал в плен. Ты просила меня о помощи. Фактически вручала мне свою жизнь. Засчитано?
Я отрицательно качаю головой, но вслух соглашаюсь:
— Засчитано.
— Пункт номер три: ты полностью находишься на моём содержании.
Резко вскидываю голову:
— Я не просила покупать мне одежду. И можете меня не кормить!
Он снова недовольно морщится:
— Я не хотел тебя обидеть. Скорее имел в виду то, что я плачу тебе зарплату. Другой работы у тебя нет и пока ты не можешь уволиться. В целом, ты полностью зависишь от меня материально.
— Если так, то да. Засчитано, — не могу опять не согласится.
— Остальные пункты тоже соблюдаются: я считаю тебя членом семьи, ты можешь родить мне ребёнка, не насилую тебя
— Я не согласна!
Он приподнимает брови:
— Быть наложницей?! А твоего согласия не требуется. У наложницы нет прав, только обязанности. Самая главная из них — ублажать своего господина. Приступай.
Впервые за эти дни мне хочется рассмеяться. Но я не делаю этого, потому что понимаю, что мужчина не шутит. Он верит во всё, что только что сказал!
Глава 41. Дочь врага
Молча поворачиваюсь к нему спиной. Слышу, как мужчина откатывается на край кровати, затем раздаётся стук шуфляды. Там он может брать лишь одно — смазку. Через минуту придавливает меня своим телом к кровати, вжимая животом в матрас. Скосив глаза в сторону, вижу, как растирает между пальцами смазку, согревая её. Заботливый!
— Леон, я не хочу!
— А я хочу! — хмыкает он. — Даже жена не может отказать мужу. Про наложницу и говорить нечего!
Коленом раздвигает мне бёдра и неторопливо проникает влажными пальцами, ласкает.
— Точно не хочешь, Лиз?
— Не хочу!
Ласкает достаточно долго, и я глубже зарываюсь лицом в подушку, чтобы не застонать от неконтролируемого возбуждения. Это движение видимо злит его и, заставив меня стать на колени, он уже совсем не нежно входит на всю длину, почти сразу набирая быстрый темп.
Мне не больно, я полностью готова, даже приятно. Но я всё ещё не могу забыть о том, что он мне вчера не поверил, снова сорвался на мне. Даже на миг не подумал, каково это мне — ложиться с ним в одну постель терпя его неверие.
Хотя, что ему? Для него я — дочь врага. Зачем ему мои чувства и переживания?
— Так и будешь лежать бревном? — шипит мне в ухо. — За плохое поведение следует наказание.
Замедляет темп и, пока я стараюсь понять смысл его слов, проникает пальцем мне в попу, предварительно обмакнув в смазку. Я тут же сжимаюсь, но от проникновения не уйти. Старые страхи затапливают и без того напряжённое тело.
— Леон, перестань, мне неприятно!
— Наказание не должно быть приятным, — шепчет в ответ и, не убрав палец, снова ускоряет темп движений. — Не вырывайся, Лиз. Будет ещё более неприятно.
Но я почти не слышу его, вновь теряя себя, отдаваясь власти старым воспоминаниям. Я снова одна, брошенная и ненужная, не знающая, что я сделала не так, ждущая страшного наказания. Где-то там, на периферии мечущегося сознания, чувствую, что он убирает руку, шлёпает меня по попе, кусает за плечо и снова врезается: яростно и сильно, словно надеясь получить хоть какой-то отклик. Но я уже не с ним. Я снова в своей боли и пустоте, хотящая лишь одного, ничего не помнить и не чувствовать.
Выныриваю из чёрной пустоты от сильного приступа тошноты. Леон спит, не выключив ночник, хотя всегда перед сном делает это. Медленно сажусь, пытаясь справиться с рвотным спазмом. Нахожу на кровати свои пижамные шортики, и натягивая их, вижу, что бёдра и простыни подо мной в крови. Не сильно. Просто всё размазано. Живот не болит и никакого дискомфорта я не чувствую. Скорее всего остатки крови от женских дней.