Любовь на грани смерти
Шрифт:
— Это всё, что я смог найти в магазине. Для жён отца одежда шьётся отдельно. У меня не было времени заниматься этим вопросом. Но мы и его решим в самое ближайшее время, — обещает Хайдар. — Поспи до ужина. Тебе обязательно нужно покушать, после чего сможешь спать всю ночь. Я буду в доме, но у меня есть ещё дела. Когда проснёшься, дождись меня в комнате и никуда не уходи, чтобы не попасть в неприятную ситуацию.
— В доме никто, кроме тебя и Стаса не говорит на русском языке? — спрашиваю я.
— Скорее всего. В основном его знает более старшее поколение. Много кто учился
— О том, что нельзя, ты будешь рассказывать, — бормочу и ложусь в кровать. — Можешь не спешить. Я уже поняла, что нельзя всё! Шага без тебя ступить нельзя!
Скоро я узнаю, что далеко не во всех домах есть кровати.
— Потерпи, моя девочка. Потерпи, — мужчина уже надел рубаху и штаны. Прилёг поверх одеяла, которым я укрылась. — Полежу, пока ты уснёшь. Я с тобой, Лиз. Чтобы ни случилось, я всегда буду тебя защищать. Ничего не бойся, я рядом.
Он легко гладит руками мои плечи, осыпая медленными поцелуями. Я почти мгновенно засыпаю.
Просыпаюсь от пристального взгляда. Возле дверей стоит женщина в длинном и закрытом платье. На голову накинут широкий шарф. Она очень симпатичная, лишь, по моему мнению, немного крупноват нос. Скорее всего — моя ровесница. Что там говорил Хайдар о жёнах отца? Похоже на то, что посмотреть на меня пришла Лейла, младшая жена.
Открытой вражды в её взгляде я не замечаю. Интерес вперемешку с презрительностью, так будет правильнее. Что дало ей право так на меня смотреть: то, что я другой веры и национальности; знает о том, что меня надеялись продать в публичный дом; что Хайдар прямо заявил о наших отношениях; что его отец, её муж, никогда не даст разрешения на наш брак? Или всё это вместе?
А сама она лучше: рожает каждый год детей, молясь, чтобы это была не девочка и делит постель с шестидесятилетним мужчиной? Только я её не презираю, а жалею. Что она видела в этой жизни? Ничего. И вряд ли что-то увидит, кроме хорошей еды и килограмма золота, что на ней.
Женщина ставит на низкий столик какое-то блюдо с едой и быстро уходит. Запах, кстати, от него не очень приятный, но перебивается пряностями. Есть я хочу. С удовольствием бы скушала овощного супчика. Но без Хайдара к тарелке даже не подойду. Желательно, чтобы он ещё и сам попробовал.
Его отец всеми правдами и неправдами старался заполучить удравшего наследника. В живом виде. Жёны Шир-Диля не могут не понимать, что одну из них заменят с удовольствием, если окажется, что по их вине Хайдар чихнёт, не говоря о большем.
Сам мужчина появляется через десять минут. Первым делом обращает внимание на тарелку.
— Что это?
Я пожимаю плечами.
— Ты видела, кто это принёс? Узнать сможешь?
— Я решила, что это младшая жена твоего отца. А что там такое? Без тебя я даже с кровати встать побоялась, — признаюсь мужчине. Поднимаюсь и иду смотреть. Какая-то серая жижа непонятно с чем.
— Я лично сказал повару, чтобы тебе сделали
В дверь раздаётся лёгкий стук, заходит Стас. В его руках суповая чашка с чем-то горячим.
— Лиза, не выходи пока из спальни. Там со мной пришли мальчишки, помогающие на кухне, сейчас накроют стол. Пока поешь супа. Тонких макарон не нашли, добавили немного лапши. Я попробовал, всё вкусно, — он передаёт мне чашку и ложку. Тоже смотрит на столик. — Что это?
— Жёны отца так шутят, — хмурится Хайдар. — Посиди с Лизой. Нет, выйди, пусть она поест и оденется. Ещё кого принесёт.
Стас выходит, забрав с собой неприятно пахнущее блюдо. Как позже он сам мне расскажет, это был отвар, в котором варились кое-какие неаппетитные части барана. Всё, что не шло на хозяйский стол или оставалось от него, отправлялось на стол работающих в доме и на его территории людей.
Едва не половина жителей страны живут за чертой бедности, поэтому супы из субпродуктов для большинства из них — это пища богов. В доме из съедобного, в буквальном смысле до последнего хвоста и копыта, ничего не выбрасывалось. Что работники не съедали, разрешалось забирать домой. Кормили их не в доме, а под специально сооружённым навесом недалеко от кухни, но вдали от внутреннего двора, где могли находиться женщины.
Поев, я надеваю закрытое длинное зелёное платье. Не до пят, но далеко за колено. Сам цвет мне очень идёт. Ткань дорогая и приятно касается тела. Оно мне чуть широковато, так как за последние дни я похудела. Но одежда в этой стране не должна быть облегающей.
— Так как мы дома можно обойтись широким шарфом, — говорит Хайдар, помогая мне его завязать таким образом, чтобы ещё больше закрыть плечи и голову. — Но на улице придётся привыкнуть ходить в бурке.
— Это синий мешок с сеткой для глаз? — уточняю я. — Выражение «небо в клеточку» родилось не в тюрьме, а в вашей стране.
— Пожалуйста, Лиза, при мне говори, что хочешь, — морщится мужчина. — Но даже при женщинах не позволяй себе подобные выражения. Большинство из них воспитаны в традициях страны и гордятся своим хиджабом.
— Извини, я совсем не хотела обидеть ваши традиции. Ты знаешь, к таким вещам я всегда отношусь с уважением, но это перебор! Чтобы пойти в туалет, нужно сто одёжек надеть!
— Кстати, не ищи там туалетную бумагу. В этом доме, как и в большинстве других её нет.
— А…а?
— В этой ванной есть биде. В других санузлах стоят кувшины или литровые кружки для подмывания. Кстати, многие иностранцы думают, что они предназначены для мытья рук. Некоторые ещё и попить с них умудряются. Тогда нашим людям тоже есть с чего посмеяться, — поясняет Хайдар. — Сарбаз, присмотри за Лизой. Я схожу за отцом.