Любовь на грани смерти

Гойгель Юлия

— Не могу. Думаю, о завтрашнем дне. Не хочу возвращаться на виллу.

Бывший босс по безопасности лишь вздохнул.

— Не бойся. Хайдар там такой разнос устроил. Шир-Диль не знал, куда в собственном доме прятаться. Впервые столкнулся рогами с равным себе по ярости и силе. От их скандала вся вилла тряслась, словно землетрясение наступило. Отец Хайдара живёт по своим законам, даже я не всегда могу его понять. Но Хайдар — единственная ценность, что у него есть. Шир-Диль это хорошо понимает. Он гордится взрослым, успешным, сильным сыном. Таким же упёртым, как и он сам. Хочет,

чтоб тот и дальше оставался с ним рядом, значит придётся смириться с тем, что мальчика контролировать больше нельзя. И он смирился, Лиза. Я это увидел. Хайдар сказал тебе…

— О ребёнке? Сказал.

— Отцу тоже сказал. Я видел, как это ломало их обоих. Одно дело убить игрушку сына, другое — собственного внука. Уже не важно, кто является его матерью. Главное, по чьей вине ребёнок не родился.

— Стас, я не представляю, как встречусь с этой девушкой, Алией. Она ведь перед всеми его официальная жена. А я…

— А ты любимая. Это выше жены, Лиз. Думай только об этом. Шир-Диль дал согласие на ваш брак. Попросил чуть подождать, чтобы родители Алии не сильно обижались. Конечно, такого торжества устраивать не будут. Тебе самой оно вряд ли нужно. Но вы поженитесь. Это уже решено. По этому поводу тебе волноваться не нужно.

— Стас, почему он сегодня уехал? Чтобы быть с ней? — я понимаю, что не могу об этом спрашивать, но и держать в себе тоже.

— Не только. Хочет лично проверить, что встречать тебя будут с распростёртыми объятиями.

— Не нужны мне ничьи объятия. Я понимаю, что Алия ни в чём не виновата, но я никогда не смогу с кем-то делить любимого мужчину. Чтобы Хайдар не говорил, я не привыкну, — признаюсь Стасу. Разве я когда-нибудь могла подумать, что ближе самого страшного Горыныча у меня никого не останется.

— Дай себе и ему немного времени. Разбить никогда не поздно. Склеить не всегда получается. Попробуй поспать, Лиз, — он встаёт со своей кровати и садится рядом. Легко гладит по плечу. — Мы теперь с тобой одной крови. Ты всегда можешь рассчитывать на меня.

Утром заходит мой лечащий врач и с помощью Стаса поясняет, что у меня всё хорошо и долечиваться можно дома. Но рекомендует посетить женского врача для контрольного осмотра.

Опять же, в сопровождении Стаса иду искать соответствующее отделение. Горыныч остаётся ждать меня у входа, а я отправляюсь на поиски доктора. Меня никто не понимает, но все смотрят с интересом. Видимо, уже наслышаны о моей персоне. Но открытой вражды или презрения в устремлённых на меня глазах я не вижу.

Через несколько минут ко мне подходит немолодая женщина и на плохом русском просит немного подождать. Доктор принимает роды.

Женщина остаётся сидеть рядом со мной. Мы находимся прямо в центре отделения. Я обращаю внимание на молодую девушку, рыдающую на кровати в соседней палате. Рядом с ней лежит пищащий кулёк с новорожденной девочкой. Малышка очень красивая. В будущем станет настоящей красавицей.

— Девочка родилась с какой-то болезнью? — спрашиваю я, указываю на рыдающую мамочку.

— Девочка родилась девочкой. Это хуже болезни, — отрицательно кивает головой моя сопровождающая. — Её муж хотел только сына. А это вторая дочка. Теперь возьмёт

ещё одну жену.

Входные двери распахиваются и в отделение заходят сразу четыре женщины на разном сроке беременности. У одной по ногам течёт кровь, но по животу видно, что срок небольшой. У второй сильные схватки. Две оставшиеся напуганы и растеряны.

— Из дальних кишлаков привозят сразу несколько человек, — поясняет мне моя соседка. — Многие не могут найти транспорт, когда нужно. Вот и ждут, пока кому-то станет совсем плохо, у кого-то начнутся схватки, а кого-то прихватывают на оставшееся свободным местом. Очень большая смертность здесь.

К счастью, приходит моя доктор и приглашает на осмотр. По её лицу я вижу, что всё хорошо. Она выводит меня из отделения и возвращается с нами в мою палату.

Там уже ожидает Хайдар. Стас выходит, а доктор что-то поясняет моему опекуну. Так здесь установили статус Хайдара по отношению ко мне. Попрощавшись, врач уходит, а мужчина всматривается в моё лицо:

— Доктор сказала, что у тебя всё хорошо, только витамины ещё нужно попить. К супружеской близости можно возвращаться в любое время, а с новой беременностью лучше повременить месяца два. Нужно, чтобы стабилизировалось общее состояние твоего организма, — мужчина касается ладонями моего лица, пытаясь поймать мой взгляд. — Лиза, почему ты такая подавленная? Из-за того, что мы возвращаемся на виллу? Или обиделась, что я сегодня оставил тебя одну?

— Чего мне обижаться? Я понимаю, что тебе тоже нужно возвращаться к супружеской близости, а не со мной сидеть. И не вернуться в дом твоего отца я тоже не могу. Пока ждала врача в отделении, столкнулась с очередными вашими традициями. Извини, конечно, но смеяться там не от чего. Это мне?

На кровати лежит очень красивое тёмно-зелёное платье. Дорогая ткань расшита замысловатыми узорами, сама модель довольна сложна и интересна. Когда надеваю наряд, по-другому платье обозвать не могу, оно идеально садится по фигуре и совсем не мешковато. Грудь и плечи закрыты, воротничок идёт под самое горло, длина доходит до щиколоток. В целом наряд мне идёт и смотрится красиво.

— Я не брал тебе косметику, — сообщает мужчина. — Решил, что ты не захочешь краситься в больнице.

Я киваю. У меня есть увлажняющий крем для лица и этого пока мне достаточно. Расчёсываю волосы и оставляю их распущенными.

Хайдар достаёт из кармана небольшой бархатный мешочек и высыпает на обшарпанную больничную тумбочку горсть драгоценностей. Я не сильно разбираюсь в золотых изделиях, но бижутерию этот мужчина вряд ли бы стал покупать.

— Что это? — всё же уточняю я.

Он смеётся:

— Часть твоего приданного. У каждой невесты должен быть либо отец, либо старший брат, одним словом — официальный опекун. Мы возьмём Сарбаза. Он мне уже целую тетрадь написал всего того, что я должен тебе купить.

— Не покупай. Мне ничего не нужно.

Хайдар перестаёт улыбаться:

— У тебя даже серёжки забрали. Как только ты полностью окрепнешь, мы ещё съездим в то место.

— Не нужно. И серёжки не нужны, даже, если их ещё не продали. Это будет плохим воспоминанием, — не соглашаюсь я.